about_visotsky01: (Default)
Людмила Томенчук

Глава 8. СЧАСТЛИВЧИК, УБЕЖАВШИЙ С СУШИ...*

(Окончание)

* * *

Текст написан в 1977 году116. Высоцкий и Марина Влади были в Мексике, на острове Косумель, где М.Влади снималась в фильме. Высоцкий в это время много занимался подводным плаванием, что и было импульсом к написанию данного стихотворения.

Существуют две рукописи, относящиеся к этому тексту117*, обе – на фирменной бумаге “Бич-отеля”, расположенного на о. Косумель. На двух страницах черновика много правок. На двух страницах правленой беловой рукописи двадцать строф ВВ пронумеровал. Две заключительные записаны на полях в верхнем правом углу первой страницы и не имеют авторской нумерации. Строки второй строфы Высоцким не упорядочены. В черновике следов этих двух последних строф нет. Значит, они появились на стадии дополнения беловика.

Отсутствие нумерации этих строф, скорее всего, означает, что ВВ записал их после того, как пронумеровал строфы основного текста. На то, что первоначально текст состоял из двадцати строф, а эти две дописаны позднее, указывает и расположение 19-й (“Назад – не к горю и беде…”) и 20-й (“Похлопал по плечу трепанг…”) строф на второй странице беловика: они записаны в самом низу в две колонки, ВВ явно стремился уместить на странице весь текст.

Высоцкий делал эти записи по свежим впечатлениям от собственных подводных путешествий, отсюда обилие деталей реального погружения под воду. Этим объясняются и очевидные перепады образного напряжения, противоречия образов и мотивов в разных фрагментах текста, сюжетная невыстроенность и другие моменты, отмеченные выше. Описанные особенности текста и рукописей позволяют считать, что перед нами не столько более или менее законченное стихотворение, сколько рифмованный набросок сюжета – заметки для памяти. (Так, на мой взгляд, мотив “бытийных глубин” возник у ВВ не сразу, а уже в ходе написания текста, отсюда и противоречие начала и середины).

Поскольку вторая рукопись содержит мало авторской правки, и ВВ явно стремился уместить весь текст на двух страницах, думаю, в момент переписывания набело он полагал текст законченным. Но потом отнесся к этому иначе.

Напомню, что в тот момент “Упрямо я стремлюсь ко дну...” завершалось следующими двумя строфами:

Назад – не к горю и беде,
Назад и вглубь – но не ко гробу,
Назад – к прибежищу, к воде,
Назад – в извечную утробу.

Похлопал по плечу трепанг,
Признав во мне свою породу.
И я выплёвываю шланг –
И в лёгкие пускаю воду.

То есть сперва финальным событием было самоубийство: текст заканчивался мотивом ухода, разрыва. Такой финал Высоцкому не свойствен. Возможно, поэтому появилось продолжение.

Первая из двух дописанных строф завершает смысловую линию, начатую в предыдущих:

Сомкните стройные ряды!
Покрепче закупорьте уши!
Ушёл один – в том нет беды.
Но я приду по ваши души!

А вторая вводит новую тему, меняя смысл всего текста:

Страшнее Синей Бороды,
Раздувшийся, с лицом кликуши
Утопленник – ещё один
Счастливчик, – убежавший суши.

Этот авторский комментарий и есть очевидный и однозначный ответ Высоцкого на резонный вопрос, а что же думает автор текста по поводу всей этой сомнительной подводной одиссеи. Введение совершенно новой темы, да еще в форме прямого комментария, меняющее смысл сюжета на противоположный, – еще одно косвенное свидетельство того, что вряд ли ВВ обдумывал какое-то время данный замысел. Скорее всего это были именно рифмованные заметки для памяти, которые первоначально, на этапе записывания, как ему показалось, складывались в стихотворный текст. Но почему Высоцкий не завершил работу над ним?

Я думаю, прочтя перебеленный текст, он заметил то, что упустил, когда строки выходили из-под его пера. Главная проблема этого замысла – неразрешимое противоречие мотива погружения под воду и стремления дойти до сути. В переносном смысле, когда человек постигает суть вещей, добирается до дна, эта глубина остается с ним, ему не нужно “всплывать на поверхность”. А в реальном погружении остаться “на дне” можно лишь с камнем на шее... “Всплыть на поверхность” в метафорическом смысле имеет однозначный негативный смысл, а в физическом – столь же однозначный позитивный. Замысел надо было или в корне менять, или отказаться от доработки текста. Что, как я полагаю, Высоцкий и выбрал.

Анализ данного текста не является исчерпывающим, так как не был привлечен к делу черновик (к сожалению, эта рукопись мне пока недоступна). Есть, однако, публикация Юрия Тырина, предложившего свой вариант чтения этого черновика118. Из нее видно, что серьезных разночтений с беловиком в черновой рукописи нет. Так что, скорее всего, ее изучение не повлияет существенно на наши выводы.

Случай со стихотворением “Упрямо я стремлюсь ко дну…” дает повод коснуться некоторых общих вопросов высоцковедения. Наиболее очевидные из них – специфика изучения текстов Высоцкого, не ставших песнями, особенно написанных в последние годы жизни, и необходимость в исследовании текстов опираться на первоисточники.

2006



116 Ковтун В. [Комментарий] //Высоцкий: время, наследие, судьба. № 23. 1995. С. 6. В данной главе текст стихотворения Высоцкого цитируется по этому изданию. Электронный вариант – http://otblesk.com/vysotsky/-uprjamo.htm.

В предисловии к этой публикации упоминается книга Марины Влади “Владимир, или Прерванный полёт”. В интервью Вс. Ковтуна киевской газете “Вечерние вести” есть интересное предположение о мотивах появления этой книги:

“Я имел удовольствие общаться с Мариной, поэтому отношение к книжке сложилось двойственное. Прекрасно понимаю, что для Влади это было некой аутотерапией, способом психологической разгрузки. Марина очень любила Высоцкого, принимала участие в устранении многих сложностей в его жизни. Но были проблемы, с которыми она не справилась… Боль от этого, думаю, даже чувство вины (полагаю, ложной), подтачивала ее многие годы. Ей нужно было в конце концов сто раз проговорить эти проблемы, выплеснуть, не приукрашивая, чтобы убедить себя: я сделала все, что могла… Эту книгу, безусловно, надо было писать. Но вряд ли стоило результат такой терапии нести в издательство. Впрочем, мало кто знает, что Марина не собиралась публиковать это на русском! Она не ожидала, что российские газеты раскопают ее книгу и станут печатать оттуда куски. Именно это спровоцировало подготовку и публикацию авторизованного русского перевода.

Многое в своей книге Влади преувеличивает, факты далеко не всегда точны. Но это же дневник эмоций, а не событий. Марина часто повторяла, что написала художественное произведение, а не мемуары” (http://vvnews.info/analytics/culture/54218-porvi-i-nikomu-ne-pokazyvay.html).

117* Там же.

118* http://www.vagant2003.narod.ru/2003161039.htm

* Фрагменты, отсутствующие в тексте книги и добавленные в эту публикацию, даны с отступом влево.
about_visotsky01: (Default)
Людмила Томенчук

ГЛАВА 8. СЧАСТЛИВЧИК, УБЕЖАВШИЙ С СУШИ...*

(продолжение)

В этом сюжете немало противоречий и странностей. Самая явная –

Не дам им долго залежаться!

“Им” – “вечным истинам”, но это еще надо догадаться, потому что в предыдущей строфе было “оно”:

Всё гениальное, извне
Непонятое – всплеск и шалость.
Спаслось и скрылось в глубине, –
Всё, что гналось и запрещалось.

И вот после такого восьмикратного нагнетания грамматического среднего рода вдруг появляется слово “им”: грамматически здесь негодное, оно оправдывается лишь версификационными целями. Но это досадная мелочь в сравнении с противоречивостью центрального действия героя, погружения, и связанных с ним мотивов и образов.

Мотив погружения появляется в первой же строфе текста. И если начальная строка – Упрямо я стремлюсь ко дну – может восприниматься чисто метафорически, то реалистические подробности следующей строки – Дыханье рвётся, давит уши – ясно указывают также и на реальное погружение под воду. Заключительная строка – Чем плохо было мне на суше? – закрепляет двуплановый статус погружения и всего сюжета в целом.

С центральным событием этого сюжета – погружением героя – связаны мотивы возвращения и невозвращения. Мотив возвращения (жизни) связан с темой вечных истин, а в физическом плане – с аквалангом. Мотив невозвращения (смерти) – с тяготами жизни героя на суше, а в физическом плане – с камнем. Понятно, что эти два мотива несовместимы: или – или. Вернее, они могут быть совместимы, если в тексте присутствует мотив колебания героя (ср. в другом тексте: Пробить ли верх иль пробуравить низ?). Но никаких колебаний нет и в помине, а несовместимые мотивы тем не менее в середине текста чередуются:
Невозвращение, смерть                  Возвращение, жизнь

Те невозвратнее, чем ниже.
Дышу я непривычно ртом**

                                       ... не дам им долго залежаться...

Под черепом могильный звон...

... камень взял

                                       Мы снова превратились в рыб,
                                       И наши жабры – акваланги.

И я намеренно тону...

Назад – в извечную утробу.

И я выплевываю шланг –
И в легкие пускаю воду...

Утопленник...

** О том, что это погружение с аквалангом, мы узнаем только во второй половине текста. И при восприятии сюжета в его непосредственном развертывании в момент чтения весь предшествующий “аквалангу” текст не может быть понят иначе, как изначальное самоубийство героя. В отсутствие акваланга, о наличии которого читатель еще не знает, Дышу я непривычно ртом – то же самое, что в легкие пускаю воду. (Потом, узнав про акваланг и оглядываясь к началу сюжета, мы понимаем, что дышу ртом означало дыхание через трубку акваланга – в сравнении с тем, что на суше человек обычно дышит носом).

Есть и другие противоречия, связанные с мотивами и образами возвращения и невозвращения, жизни и смерти. Во-первых, камень, который герой использует, чтобы добраться до вечных истин и вернуть их в жизнь, в сочетании с погружением в воду и стремлением ко дну, неизбежно приобретает значение орудия (само)убийства. Ведь читатель еще не знает, что герой экипирован аквалангом. Впрочем, затем герой выбирает невозвращение, благополучно забыв свой благородный порыв вернуть вечные истины "на сушу", в жизнь.

Еще один клубок противоречий закручивается вокруг акваланга – снаряжения, которое обеспечивает пребывание человека под водой и возвращение на сушу. Намек на то, что герой нырял с аквалангом, возникает, когда он сравнивает себя с рыбами, а акваланги с жабрами. Но узнаем мы об этом наверняка лишь в конце текста (И я выплевываю шланг, и в легкие пускаю воду). И тут же возникает противоречие: если герой изначально принял решение свести счеты с жизнью (о чем вроде бы свидетельствуют его же слова – тем невозвратнее... под черепом могильный звон... и я намеренно тону...), зачем он брал акваланг? И, опять же, каким образом он собирался возвращать "на сушу", в жизнь, залежавшиеся на дне вечные истины? А если он брал акваланг, потому что поначалу собирался вернуться, – тогда что значат все эти намеки на невозвращение, которые рассыпаны по тексту с самого начала?

И наконец, все эти срединные дифирамбы подводному миру и сравнение с его обитателями, – всё это не о смерти, а о жизни (Мы снова превратились в рыб, / И наши жабры – акваланги... Назад и вглубь – но не ко гробу...). Но этот фантастический мотив сменяется реалистическим. Ушел один – в том нет беды – совершенно очевидно, что это о смерти.

Тут не герой – текст противоречив. Образы и мотивы не ладят друг с другом, не складываются в целое.

* * *

Почему мотив самоубийства так не устраивал исследователей ВВ, первыми обратившихся к этому стихотворению, в общем, ясно: тема суицида даже и в начале 90-х, когда складывалось традиционное восприятие текста, была все еще непривычной для открытого обсуждения. Но главное в том, что персонаж этого стихотворения считался и до сих пор воспринимается не ролевым, а лирическим героем, близким автору. Поэтому и приходилось игнорировать “не подходящую” для такого ракурса часть текста.

Другая причина того, что этот мотив не попал в поле зрения исследователей, – во фрагментарности взгляда на произведения Высоцкого. Как ни странно это звучит, но игнорирование контекста напрямую связано с высокой степенью системности поэтического мира ВВ, когда множество сквозных образов, мотивов, сюжетных ситуаций создают ощущение всех его песенных и стихотворных текстов как единого текста. Ощущение это настолько сильное, почти физически осязаемое, что отдельный поэтический текст отходит на второй план, а зачастую и вовсе не ощущается. И тогда мотивы, образы и сюжеты из разных текстов сопрягаются напрямую, как будто и не существует отдельного произведения, как самостоятельной художественной целостности, частью которой данный мотив или образ является. При этом неизбежна потеря многих смысловых нюансов, которыми наделяется мотив в тексте.

В поэтической системе Высоцкого такой подход приносит особенно серьезные потери. Как мы уже говорили в предыдущих главах, Высоцкий берет в работу традиционные образы и мотивы, массовые представления о различных аспектах человеческой жизни. И в этом привычном материале делает небольшой сдвиг, открывающий новые смыслы в хорошо известных предметах, житейских ситуациях, человеческих свойствах. Сдвиг происходит в контексте конкретного произведения, а не в образе или мотиве как таковом. Вот поэтому и получается, что при фрагментарном подходе – когда контекст произведения почитается несущественным, а фактически – несуществующим, в образе, мотиве, с которым работает исследователь, остается традиционное содержимое, а то, что привнес в него ВВ, исчезает из поля зрения толкователя. И когда читаешь такую работу, а потом вспоминаешь, о чем идет речь, возникает стойкое ощущение, что автор читал какой-то совсем другой текст, и, может быть, даже не Высоцкого.

(Далі буде)



* Противоречивость главного действия героя, погружения, и связанных с ним мотивов описана в книжке недостаточно внятно. Привожу эту часть в новом изложении (в тексте данный фрагмент сдвинут влево).
about_visotsky01: (Default)
Людмила Томенчук

Глава 8. СЧАСТЛИВЧИК, УБЕЖАВШИЙ С СУШИ...

(продолжение)

Кроме призывов к другим повторить путь героя, свести счеты с жизнью, есть, по крайней мере, еще две особенности этого стихотворения, не совместимые с возвышенной трактовкой. Во-первых, хорошо заметно, что герой зачастую не в ладах со здравым смыслом. В пафосе восторга перед миром подводным (иным) и обличения земной жизни (эволюции рода человеческого) он дважды срывается в абсурд, и оба случая элементарны. В первый раз он заявляет:

Я бросил нож – не нужен он:
Там нет врагов, там все мы люди,
Там каждый, кто вооружен,
Нелеп и глуп, как вошь на блюде.

Как будто персонажу невдомек, что и среди обитателей моря довольно акул и прочих хищников. Мне могут возразить, что этот текст метафоричен и его нельзя понимать буквально. Однако мы знаем историю его появления, он основан на личных впечатлениях ВВ от ныряния с аквалангом, множество примет которого в тексте очевидны. Так что слово и сюжет в нем двуплановы и, следовательно, названная абсурдность там есть. Второе подобное заявление героя касается земной, людской жизни:

Зачем, живя на четырёх,
Мы встали, распрямивши спины?..
Затем, и это видит Бог,
Чтоб взять каменья и дубины.

Да, в человеческой истории было немерено кровавых боен и смут. А все равно эти строки, с их тотальным отрицанием, – абсурд и чистое мракобесие, никакими реальными преступлениями, сколь угодно многочисленными и жуткими, не оправдываемое. Над этим заявлением героя смеется его же собственное слово (Я снял с острогой карабин, / Но камень взял <...> чтобы добраться до глубин...). Выходит, “каменья” можно употреблять не только для побивания себе подобных... И потом, если в истории человечества ничего светлого и доброго не было, как быть с вечными истинами, духовно-нравственными постулатами? Они откуда взялись? Разве не являются они результатом духовного опыта всех, кто жил и живет на этой земле?

Второе свойство стихотворения “Упрямо я стремлюсь ко дну…”, серьезно противоречащее его пафосной трактовке, – банальность речи персонажа. В художественной системе Высоцкого это всегда отрицательная характеристика. Мне уже приходилось писать о том, что большинство героев ВВ необыкновенно талантливы115*, в том числе и в языковом отношении. Их речь насыщена необычными образами, яркими, неожиданными метафорами. Причем этим талантом Высоцкий одаривает как своих положительных персонажей, вроде героя “Куполов”, так и сугубо сниженных, комических:

На “разойтись” я сразу ж согласился –
И разошелся, то есть расходился.

А вот из монолога нашего ныряльщика:

Я открываю новый мир,
Пройдя коралловые рифы.
Коралловые города –
В них многорыбно, но не шумно.
Нема подводная среда,
И многоцветна, и разумна.

Сплошная бесцветная банальщина. И это сказано о мире, куда так стремился герой и который так его восхитил, что он решил не возвращаться в свою земную жизнь, остаться там навсегда. Не странно ли?

А когда он начинает брататься с обитателями подводного мира, читать это без иронической усмешки просто невозможно:

Сравнюсь с тобой, подводный гриб,
Забудем и чины, и ранги...

В общем, трудно представить, чтобы персонаж с таким плоским мировосприятием стал задумываться о философии человеческого бытия.

Я говорю здесь не о характере героя, а о противоречивости текста, в котором один мотив не складывается с другим, в котором сильные, глубокие фрагменты, насыщенные образной, эмоциональной энергией:

Под черепом – могильный звон,
Давленье мне хребет ломает,
Вода выталкивает вон –
И глубина не принимает –

перемежаются вялым словоговорением вроде сравнения героя с подводным грибом, а аквалангов с жабрами. Таких необязательных, тусклых строк больше всего как раз после слов насчет добраться до глубин, что придает второй части текста явный иронический привкус. Неужто это и есть та самая “суть” человеческого бытия? Спору нет, вечные истины просты, но здесь перед нами не простота, а примитив.

Помните, что послужило герою последним толчком к самоубийству:

Похлопал по плечу трепанг,
Признав во мне свою породу.

Это, конечно, лишь оболочка, за ней скрываются серьезные мотивы, но и она участвует в создании атмосферы текста: мелкость внешнего повода вкупе с банальностью речи персонажа окрашивает даже и этот эпизод в иронические тона. А под спудом здесь различимы два драматичных мотива, общих для множества персонажей ВВ: сильная зависимость от внешней оценки (тут многие ключевые тексты вспоминаются – “Иноходец”, “Горизонт”, вторая часть “Очей черных”, не говоря о “Канатоходце”) и неприкаянность, неустроенность, отсутствие достойного места в жизни. В “братании с трепангом” – затаенная душевная боль, тоска одиночества героя среди себе подобных, униженности в земном его существовании. Все это рождает глубокое сочувствие, но никак не позволяет героизировать персонажа.

(Далі буде)



115* См. в третьей книге этой серии (Томенчук Л. "... А истины передают изустно". – Днепропетровск, 2004), с. 11.
about_visotsky01: (Default)
УПРЯМО Я СТРЕМЛЮСЬ КО ДНУ..."

Из биографии текста:

"Правленная беловая рукопись стихотворения "Упрямо я стремлюсь ко дну..." (факсимиле см.: "Высоцкий: время, наследие, судьба", № 23, с. 6), находится на листе фирменной бумаги "Бич-отеля", расположенного на острове Косумель (Мексика).

На страницах книги "Владимир, или Прерванный полёт" (с. 103-109) Марина Влади рассказывает о том, что Высоцкий часто опускался под воду в обществе седобородого подводника, прозванного им Нептунио, во время пребывания на острове. Очевидно, именно впечатления тех дней послужили толчком к созданию стихотворения.

Кроме того, Марина Влади свидетельствует, что на Косумеле Высоцкий писал "целыми днями". О том же сам поэт рассказывал впоследствии И.Шевцову. К тому же, на бумаге "Бич-отеля" записан целый ряд текстов: "Когда я об стену...", "Про глупцов", "Дорогая передача..."

Поездка датирована Мариной Влади 1975 годом. Однако, выступление Высоцкого на мексиканском телевидении, также упомянутое в её рассказе, состоялось не в семьдесят пятом, а в 1977 г., что явствует из титров телепередачи. Да и процитированный на с. 108 текст, написанный поэтом для ведущего этой программы, содержит упоминание о призе, полученном на театральном фестивале 1976 г. в Югославии.

Таким образом, именно 1977 год можно считать годом написания публикуемого текста, а более точную дату возможно установить, уточнив сроки пребывания Высоцкого в Мексике".
http://otblesk.com/vysotsky/-uprjamo.htm

Из архива Форума Высоцкого на Куличках:

kommentarij, написано 01-08-2004:

Где ты, чудовищная мгла,
Которой матери стращают?
Светло, хотя ни факела,
Ни солнца мглу не освещают.

Это о чем? Что светящегося живет под водой?

без имени, написано 02-08-2004:

Светится там, судя по "В мире животных", кто ни попадя, но не настолько, чтобы округу освещать. Наверно, это метафора. В этом стихотворении дно – это ведь не только дно океана, но и дно, где сокровенные знания об этом мире. А знания - это свет.
Вообще там красивейших метафор воз и маленькая тележка. Например, он, чем глубже, тем быстрее погружается "в пику Архимеду". В действительности-то невозможно законы природы нарушить. Значит, другая сила его вниз влечёт.
http://ubb.kulichki.com/ubb/Forum53/HTML/000291-11.html

kommentarij, написано 02-08-2004:

<...> Кстати, Бродский написал тоже в 1977 году:

Море гораздо разнообразнее суши.
Интереснее, чем что-либо.
Изнутри, как и снаружи. Рыба
Интереснее груши.
<...>
Кровь у жителей моря холодней, чем у нас: их жуткий
Вид леденит нашу кровь даже в рыбной лавке.
Если б Дарвин туда нырнул, мы б не знали "закона джунглей".
Или внесли бы в оный поправки.

lany, написано 02-08-2004:

<...> Погружаться с ускорением вполне возможно, если плотность погружаемого тела выше плотности воды (а она на любой глубине практически неизменна). До определенной скорости погружения ускорение присутствует (примерно 9.8 м/с2), потом снижается. С увеличением скорости погружения растет сила трения о воду, и в результате скорость погружения стабилизируется, т. е. ускорение пропадет. Плотность человеческого тела близка к плотности воды, а с камнем или иным утяжелителем отмеченные искомые физические законы работают. ["Но камень взял... чтобы добраться до глубин..."]

svetliok, написано 02-08-2004:

<...> "Дыханье рвётся, давит уши..." –
так оно и есть, особенно для начинающего ныряльщика.

"Я продвигаюсь, и притом Быстрее, в пику Архимеду" –
правильно, Архимедова сила мешает погружению, но ныряльщики все же ухищряются продвигаться вниз. Iany правильно сказал, но я не думаю что ВВ решал уравнения Навье-Стокса и Рейнольдса, чтобы написать свои стихи.

"Светло, хотя ни факела, Ни солнца мглу не освещают" –
ошибка автора. На такой глубине в тропических морях светло от солнца. На какой глубине ВВ нырял, я не знаю, но если у него не было опыта, то не глубже метров 10-12. В хорошей воде светло до 40 метров, а дальше любителю нечего делать.

"Под черепом могильный звон, Давленье мне хребет ломает" –
не надо было так быстро спускаться, а "чуть помедленнее". Тогда звона не будет.

"Вода выталкивает вон И глубина не принимает" –
скорее всего устал, выталкивание ведь от глубины не зависит.

"И я выплёвываю шланг И в лёгкие пускаю воду" –
суицидные мысли? Ну, пора выплывать! :)

Danuta, написано 08-08-2004:

"Ныряльщики за ракушками тонут"... Высоцкий – поэт, а поэзии не важны правила природы, не страшны ни озерные, ни морские глубины, даже если это против законов природы.

svetliok, написано 08-08-2004:

Да, ВВ не учитель физики, а поэт, но всё познается в сравнении. Сравнивая стихи с законами природы, мы видим, что в поэтическом мире Высоцкого человеку свойственно тонуть в воде, и связанно это не с плотностью человеческого тела, а с пустотой в человеческой душе:

Я понял, я понял, что тону, –
Покажьте мне хоть в форточку Весну!".

Сыт я по горло, до подбородка,
Даже от песен стал уставать.
Лечь бы на дно, как подводная лодка,
Чтоб не могли запеленговать
!

А мне удел от бога дан...
А может, тоже – в Магадан?
Уехать с другом заодно –
И лечь на дно!..

В заколдованных болотах там кикиморы живут, –
Защекочут до икоты и на дно уволокут.
Будь ты пеший, будь ты конный – заграбастают,
А уж лешие – так по лесу и шастают.

Но нет, им не послать его на дно
Поможет океан, взвалив на плечи, –
Ведь океан-то с нами заодно.
И прав был капитан: ещё не вечер!

Нас тянет на дно как балласты...

Золотишко всегда тяжелее
И всегда оседает на дно
.
...
Он ругает меня: "Что ж не пишешь?!
Знаю тонешь, и знаю хандра, –
Всё же золото – золото, слышишь! –
Люди бережно снимут с ковра..."
Друг стоит на насосе и в метку
Отбивает от золота муть.
...Я письмо проглотил как таблетку –
И теперь не боюсь утонуть!

... человеку за бортом
Здесь не дадут утонуть
!

Вот народ упрямый – все с нахрапу!
Ладно, лезьте прямо вверх по трапу.
С вами будет веселее путь –
И лучше с музыкой тонуть.

Он видел дно,
Он видел ад,
Но сделал он
Свой шаг назад –
И воскрешен!

Нам осталось уколоться –
И упасть на дно колодца,
И пропасть на дне колодца
,
Как в Бермудах, навсегда.

Мы все живём как будто, но
Не будоражат нас давно
Ни паровозные свистки,
Ни пароходные гудки.
Иные те, кому дано,
Стремятся вглубь и видят дно, –
Но - как навозные жуки
И мелководные мальки...

Сам МАЗ – девятнадцать, и груз – двадцать пять,
И всё это вместе со мною на дно...
Ну что – подождать? Нет, сейчас попытать,
И лбом выбивать лобовое стекло?..

По речке жизни плавал честный грека
И утонул, а может, рак настиг...

Он в аварийном был состоянье,
Но и она – не новая отнюдь, –
Так что увидишь на расстоянье –
С испуга можно взять и затонуть.

Спасите, спасите! О ужас, о ужас, –
Я больше не вынырну, если нырну,
Немного поплаваю, чуть поднатужусь,
Но силы покинут и я утону.

И я намеренно тону,
Ору: "Спасите наши души!"
И, если я не дотяну,
Друзья мои, бегите с суши!

А ворота у входа в фонтан - как пасть,
Осторожнее, можно в капкан попасть!
Если дыры в кармане – какой расчёт?
Ты утонешь в фонтане, другой всплывёт.

В красивых восточных легендах "Ныряльщики за ракушками – тонут", но поэт бросается "головою в синий омут".

У ВВ ныряют и сентиментальный боксер, и волки "под флажки", и в телевизоре "Врубаю первую - а там ныряют". А если всплывают – то в минном поле. Но –

Кто всплыл, об утонувших не жалей!

И последнее слово:

Пробить ли верх иль пробуравить низ?
Конечно, всплыть и не терять надежду!

kommentarij, написано 08-08-2004:

В этой связи можно вспомнить водяного, который удрал с родного дна (демагогически сославшись на то, что там якобы "мокро и сыро") – после того, как некий водолаз, ошибочно принятый за утоплненника, дал ему по рылу.

Danuta, написано 08-08-2004:

Я бы ещё связала "бросаюсь головою в синий омут" с миром сказки, где богатырь проходит в другой мир за живой водой. <...> В "Реальней сновидения и бреда" не попытка самоубийства, как писал Канчуков, а воля к жизни, ведь герой возвращается из этого омута.

В "Упрямо я стремлюсь ко дну" уже не романтичная легенда, а недовольство человеческим миром, "Лечь бы на дно". Но – "Я приду по ваши души"!
http://ubb.kulichki.com/ubb/Forum53/HTML/000291-12.html

Впервые это стихотворение было опубликовано в "Нерве". Тогда же оно меня и смутило: как-то не вязался пафос последней фразы с тем, что восклицает это утопленник-самоубийца. Текст был полон то ли противоречий, то ли тёмных образов. Ломала я голову над ним, но ни до чего не додумалась. Так и осталась эта заноза. А потом, в середине 90-х, была публикация факсимиле рукописи в газете "Высоцкий: время, наследие, судьба", и стало еще интереснее. А через десять лет решила я наконец вытащить занозу. И появилась глава в книжке "Вы вдумайтесь в простые эти строки...", которая вышла в 2008 году. Пока еще руки дойдут подготовить текст книжки к электронной публикации, помещу я эту главу здесь. Так что –

(Далі буде)
about_visotsky01: (Default)
"ФОРДЫ, ЛИНКОЛЬНЫ, СЕЛЕНЫ..."

На неведомых Селенах всегда застревает взгляд или слух. Мне поначалу казалось - это выдумка Высоцкого. Что было странно, так как Селены пребывали в компании реальных авто. Но такой автомобиль существовал. Вот как он выглядел.



http://www.carstyling.ru/ru/car/1962_ghia_selene_ii/images/2734/

Селена (Selena) была создана на рубеже 50-60-х гг. ХХ в. одной из известных дизайнерских фирм, туринской Carrozzeria Ghia S.p.A. Ее авторы - американец Том Тьярда (Tom Tjaarda) и итальянец Серджио Сарторелли (Sergio Sartorelli). Селена была смелым концептом заднемоторного автомобиля вагонной компоновки.
"Концептуальная конструкция заднемоторного двухобъёмника Selene I была создана Ghia в 1959 году, но подобные исследования намного раньше проводились в СССР группой под руководством Ю.А. Долматовского. НАМИ-013 (1951 год) был настолько близок по своей философии и компоновке к итальянскому концепту, что советские и итальянские дизайнеры познакомились, а макет Selena Луиджи Сегре в 1962 году подарил русским в знак признания приоритета Долматовского, создавшего свой НАМИ-013 почти на десятилетие раньше. В марте 2010 года итальянский макет был передан из запасника Политехнического музея на временное хранение в Московский Музей ретро-автомобилей на Рогожском Валу" (http://ru.wikipedia.org/wiki/Ghia).

"... у Высоцкого "И огромные, как танки, Форды, Линкольны, Селены, элегантные Мустанги, Мерседесы, Ситроэны..." А Селена на весь мир была одна, и находилась именно что у нас - стояла в Политехническом. Может Высоцкий её там видел. Вообще это всего лишь макет был, в то время как наши инженеры создали ходовой образец такой машины, вот итальянцы в знак признания их заслуг и преподнесли им своё творение. Впрочем, наши чиновники не сочли это лестным, так что ценный экспонат в конце концов по-тихому вывезли на свалку... Но всё же Селена - автомобиль именно нашего, советского детства, что-то из научной фантастики и мечты о будущем" http://www.76-82.ru/forum/viewtopic.php?p=214315&sid=86c8ac3314936a5af215b9610da11d75#214315.

Если Селена действительно была одна-единственная, значит, подробно или в общих чертах, Высоцкий эту историю знал. А может,  и видел саму модель.

Интереснее всего - что одну настоящую Селену ВВ в песне "размножил". Это не ошибка, не пренебрежение "правдой жизни". Так происходит, когда Высоцкий берет реалии жизни не как факт, а как знак. Не комплексом их основных смыслов, а отдельным, важным ему в данном случае значением. (Самое, может быть, известное проявление приема умножения - в "Конях". Помните нагайку, кнут и плеть? Замечательное свойство художественного мира Высоцкого проявляется в таком умножении. Это свойство - один из главных источников силы и свободы человека в мире Высоцкого. А еще - источник надежды...)

Ну а то, что реальная Селена "стояла на приколе" в советской Москве, а в песне Высоцкого город - заграничный, скорее всего, случайность. Хотя как знать...
about_visotsky01: (Default)
Дыханова Б. Сказовые традиции в поэзии В. Высоцкого (В сб.: Владимир Высоцкий: исследования и материалы 2007-2009. - Воронеж, 2009).

С. 7:

"Фактографическая достоверность деталей современного автору быта необходима Высоцкому для создания узнаваемого образа страны-тюрьмы, где всей мощью пропагандистской машины человеку внушается, что он счастлив и доволен. Находясь под гипнозом пустопорожних слов, не обеспеченных реальным состоянием дел, персонажи Высоцкого по-своему сопротивляются социальному мороку, стремясь «перевести» на понятный им язык, овеществить, наполнить содержанием «чужое слово», и, чтобы защититься от всеобщей пустоты и бессмыслицы, находят противовес в простом и житейски наглядном.

Вконец замороченный «инструкцией» кузнец призывает на помощь свое ремесло: «Мне бы только молот в руки: я их всех перекую»; обитатели Канатчиковой дачи пытаются довести до сведения редактора, какие последствия для «умов» может иметь «вредоносная» передача «Очевидное-невероятное», а колхозники, обратившиеся к «эйнштейнам драгоценным», хотят объяснить, к чему при-

С. 8:

водит их «баловство»: «Пока вы разлагаете молекулы на атомы, в то время разлагается картофель на полях».

В противостоянии слова-факта слову-абстракции в поэзии Высоцкого за мнимостями обнаруживается подлинная жизнь, воспринимаемая не столько умом, сколько безобманными ощущениями на зрительном, слуховом, тактильном уровнях. Ценность простых, но фундаментальных основ повседневной жизни не нуждается в аргументации («Картошку все мы уважаем, когда с сольцой ее намять»). В привычной бытовой или трудовой сфере над человеком уже не властен морок идеологических страшилок и фантомов, сознание освобождается от навязанных стереотипов. Знаком этого освобождения является возвращение к языку предков («добалуетесь», «нет на вас креста», «всем кагалом», «денечек покумекаем»). Столкновение разных лексических пластов у Высоцкого <...>, один из «приводных ремней» эстетического механизма, способного преобразовать безыскусное слово низового героя в символическое обобщение авторской художественной идеи".

Высоцкий действительно сбивает пафос, снижает тон и лексику в стремлении удержать в слове смысл. Очень верно и перспективно для постижения художественного мира Высоцкого - увидеть в этом усилие освобождения.

А вот с конкретными примерами, приведенными в подтверждение этой верной мысли, не очень ладно. Один из них точно негодный - "Товарищи ученые". Индивидуальный персонаж ни с того ни с сего вдруг превращен в коллективный, и этим автор цитаты вольно или невольно придает его словам некий объективный статус. Герой - человек сельский, это верно, но почему вдруг - колхозник, другими словами, человек труда? По-моему, он бездельник. Это ведь бездельникам свойственно поучать людей работающих, а когда человек трудится, нравоучительный зуд на него не нападает. Еще одна неточность - оценка интонации героя: он не хочет объяснять товарищам ученым, он поучает, выговаривает им. Всё в его речи выдает в нем персонажа иронического. Нельзя сбрасывать иронию со счетов, не сто́ит понимать и толковать слова подобных персонажей буквально.
about_visotsky01: (Default)


ПРО ШУРИНА, БАДЬЮ И БОНАПАРТА

Одна из давних тем Форума Высоцкого на Куличках была посвящена неточностям в текстах его песен (http://ubb.kulichki.com/ubb/Forum53/HTML/000194.html. Цитирую по сохраненной копии страницы). Вспомнили про кольты, которых не было во времена пиратов ("Кто с кольтом, кто с кинжалом..."). Про то, что невозможно идти по кромке ледника, взгляд не отрывая от вершины. Что Наполеон перешел границу России не весной, а летом 1812 года ("Стоял весенний месяц март, летели с юга птицы, а в это время Бонапарт переходил границу..."). Зину с шурином вспомнили, неточности в "Иноходце" и многое другое.

Естественно, зашел разговор и о том, надо ли отмечать подобные ошибки.

Кропотов
Вот это и называется разъять алгеброй гармонию, убить поэзию напрочь. Бессмысленно изучать, насколько поэт точен, документален.

Igor_A
Песни Высоцкого созданы не по законам реализма, не по ним их и судить. Про отсутствие кольтов у пиратов сам Высоцкий говорил ещё в 70-м году, что не помешало ему в 74-м записать эту песню с оркестром для пластинки без исправления ошибки.

Алексей Ляхов
Как раз большинство песен Высоцкого – реалистичны, часто и в мелких деталях. Например, в песне "Про Сережку Фомина" – Тебе броню дает родной завод "Компрессор". Действительно, во время войны завод "Компрессор" давал освобождение от призыва в действующую армию, поскольку выпускал нужные для увеличения обороноспособности изделия. Даже в песнях с фантастическими элементами в основе вполне узнаваемые реалии.

Что же касается записи с оркестром "Еще не вечер"... Я уверен, что ВВ к тому времени и думать забыл про эту ошибку. Наверняка ему говорили о нелепостях в "Иноходце", а ее ведь он тоже записал.

Находя такие несоответствия, можно понять уровень осведомленности Высоцкого о предмете, о котором он пишет.

Igor_A
От фактических несоответствий песни не теряют силу. Песни Высоцкого не о фактах, а о человеческих переживаниях, в которых они абсолютно точны.

Алексей Романенко
Высоцкий сам говорил, что в его песнях только 10% – правда, остальное – вымысел. На концерте в НИКФИ 26 января 1968 года в полушутливой преамбуле к "Маршу студентов-физиков" он говорил: "Я в эту песню вложил все свои знания по физике. Один человек сказал мне: “Ты не пой эту песню.” Я спрашиваю: “Что, много ошибок?”. “Нет, ошибок нет, за исключением полного незнания материала”. Но песня шуточная..."

Учитывая диапазон сюжетов, мест и персонажей в его песнях, чтобы быть точным во всех деталях и фактах, Высоцкому пришлось бы закопаться в справочниках или в самом деле "прожить несколько жизней" и стать специалистом во всём.
В этом споре все правы и спора на самом деле нет. Отмечать фактические неточности в поэтическом тексте – негодная цель, зато действенное средство. Искать неточности ради них самих глупо: на качество стиха они не влияют. Но можно и нужно видеть в них источник информации. Иногда это может быть информация о самом Высоцком – его осведомленности, и всегда неточности несут художественный смысл. Ведь если автор ошибся, значит в данном случае ему не нужна фактическая точность, иначе он проверил бы свои знания и не допустил ошибку. Не говоря уже о том, когда неточность – художественный прием.

Высоцкий создал образ распадающегося мира, в котором истончаются, рвутся связи. Распад этот не назван прямо, а выражен поэтически. Персонажи ВВ то и дело бездумно соединяют слова с несоединимым смыслом (Мне бы выкатить портвейну бадью). Так в речи персонажей отражается утеря целостного ощущения мира, связей между реалиями жизни.

А тот похож, нет, правда, Вань,
На шурина – такая ж пьянь...
... Послушай, Зин, не трогай шурина:
Какой ни есть, а он родня!

Пытаясь уязвить мужа, Зина не щадит собственного брата: говоря о нем шурин, она притеняет свое кровное родство с ним, выпячивая его алкогольное “родство” со своим мужем. Но еще важнее, что пьяное родство оказывается крепче: пьянчугу защищает не сестра, а другой пьяница, для которого “собрат по увлечению” роднее собственной жены...

В хороших стихах замечать нужно всё, в том числе и ошибки. Всё несет смысл, эмоцию. А то, что каждый слышит в них свое, – так на то они и стихи.
about_visotsky01: (Default)


Людмила Томенчук

НО КТО МНЕ НА ВОПРОС ОТВЕТИТ ПРЯМО?

Ох уж этот прием прямопонимания! Когда я впервые писала о нем – кажется, в статье о песне "Горизонт", – не думала, что он станет таким раздражителем для коллег, исследователей песенно-поэтического творчества Высоцкого. Его отвергают, над его применением иронизируют, даже потешаются. Но почему-то ход мысли, анализ, на этом приеме основанный, доказательно не опровергают: или голословно отрицают, или еще проще – игнорируют, как будто никаких результатов этот способ работы с текстом Высоцкого не дал и дать не может. Может. Прием прямопонимания столь очевидно эффективен, что не нуждается в защите. А вот говорить о примерах его успешной работы – стоит.

На форуме Высоцкого на Куличках (http://ubb.kulichki.com/ubb-cgi/forumdisplay.cgi?action=topics&number=53&SUBMIT=Go) есть интересные дискуссии о песнях ВВ. Одна из них была по "Райским яблокам" (http://ubb.kulichki.com/ubb/Forum53/HTML/001357-.html). Там сказано много дельного и очень перспективного для понимания сюжета "Яблок". Об этом – в отдельной статье. А сейчас – одна тема из дискуссии. Почему яблоки – мороженые?
GDB
Образ навеян общепринятым представлением о "могильном холоде", более реальном, чем россказни о рае.

kommentarij
Видимо, в раю холодно – поскольку все топливо ушло в ад на поддержание вечного огня.

necrazyfan
Песня-то насквозь ироническая. Даже яблоки там – и те "неживые", невзаправдашние – мороженые. Один из многих иронических штрихов к картине. Ну и холодно потому что. (Оба смысловых оттенка поддерживаются этим: "прочь от мест этих гиблых и зяблых").

sentinel
Яблоки в раю мороженые, потому что "не рай это вовсе, а зона." Загробная жизнь – тот же сибирский лагерь, со всеми атрибутами, "ангелом на вышке," "херувимами"-охранниками, и дикими морозами. <...>

GDB
<...> При морозе яблоки не растут, и если они всё же выросли, то значит бывает и лето – вот тогда бы их и собрать тем, кто их выращивал и сторожит. По описанию не видно, чтобы дело зимой происходило: репьи в мочалах ли, в хвостах ли, указывают, скорее на вторую половину лета или на осень. <...>

sentinel
<...> "Рву плоды ледяные с дерев" – по-вашему яблоки уже выросли морожеными? По-моему сначала выросли, а потом уже замерзли, потому что зима и холодно. <...>

GDB
<...> события, о которых поётся в песне, явно происходят не зимой: "В грязь ударю...", "репьи..." <...>

sentinel
<...> В грязь он ударил лицом еще на земле. На земле может быть другая погода. Это раз. Репьи в конские волосы попали вследствии долгого и тернистого пути с земли в рай. Это два. Места же "райские" – гиблые и зяблые. Там холодно.

без имени
<...> "Умирает" герой, может быть, и не зимой. А может, и зимой. Не суть важно. Грязь везде и всегда можно найти. Но путешествует он уже вообще-то не по земле. <...> И тут уж автор волен не сильно раздумывать над вопросом реальности деталей (или их комбинации, потому как сами по себе детали вполне представимы среднестатистическим человеком) мира, о котором никто ничего не знает. Мороженные же яблоки, я полагаю в тех местах вечно висят.
Ну вот, казалось бы, чего там рассуждать, привлекать к делу житейские реалии? Ведь всё проще простого, "метафорическое" объяснение очевидно: живая земная жизнь естественно ассоциируется с теплом, а загробная, соответственно, – с холодом. Но метафора, символ – редкое сито, сквозь него просеиваются-ускользают многие смысловые нюансы. А густое сито прямопонимания их ловит, удерживает – и обращает на них наше внимание.

"Яблочный" рай сильно напоминает не только зону, но и ад. В аду – жарко, в этом раю – холодно. Жизнь традиционно ассоциируется с теплом, смерть – с холодом, то же и в текстах Высоцкого. "Жизнь – смерть", "рай – ад", "тепло – холод", – эти смысловые оси явлены в "Яблоках" не по отдельности, а в системе. Какой?

Яблоки в этом раю, похоже, как ненастоящие. Откровенно иронический образ, явная насмешка. Какой смысл несет в себе эта ирония? Почему сниженный, со сбитым пафосом образ помещен в центр такого сюжета, да еще в название? Неужто это трофей, который получает в награду герой за свой подвиг? А если трофей – то в чем смысл его карикатурности?

Мороженые яблоки… А когда произошла эта история? Зимой? Осенью? Что верно, то верно: дурацкие вопросы. Ведь сюжет – символичен, ну какие тут времена года… В мире символов времён, это точно, нет. А просто Время – есть. На присутствие в сюжете "Яблок" темы Времени (и Вечности) обращают наше внимание сезонные образы и мотивы. Они готовы ответить на вопрос, как герои Высоцкого ощущают течение Времени. Может, стоит спросить?
about_visotsky01: (Default)
Людмила Томенчук
Ну почему Высоцкий пел о Куке
В большинстве песен Высоцкого, по его собственным словам, есть второй план. У песни про Кука это, по-моему, столкновение интонаций комического и трагического. В трагическом плане песню о Куке трактуют иногда как аллегорию 37-го года. Это неверно. И дело не в том, что лично мне вообще не близки социальные трактовки текстов Высоцкого, а в том, что такая трактовка противоречит тексту песни о Куке, что ярче всего проявляется в такой детали, как "вошли без стука". В воспоминаниях людей переживших репрессии 30-х, неизменно повторяются два момента: брать приходили ночью, и приход беды в дом возвещал стук в дверь. Подобные рассказы мог слышать и наверняка слышал в свое время Высоцкий. Думаю, если бы история Кука каким-то образом ассоциировалась у него с 37-м годом, эта деталь возникла бы в тексте. Но дикари вошли без стука...

Как рождался у Высоцкого замысел этой песни? Можно предположить, что в поле зрения поэта каким-то образом попала история капитана Кука, такой неординарный случай из жизни. Но импульсом к рождению замысла, думаю, была не экзотичность реального события, а момент, когда гибель мореплавателя обозначила в воображении поэта словами "съели Кука". В этом выражении было два мощных импульса, всегда раздражавших воображение Высоцкого. Во-первых, то, что эта фраза может быть понята двояко: и в прямом, и в переносном смысле. Причем если прямой смысл приложим только к далекому от нас времени и месту, то переносный очень даже актуален. Такая игра разными смыслами одного слова или выражения – очень распространенный у Высоцкого и, видимо, самый любимый им прием. Вторым сильным импульсом была необычность, провокативная эксцентричность имени капитана – Кук. Что так и подталкивало к игре рифмами, созвучиями – "Кук-кок" сразу приходит на ум. Ну а если учесть, что оба слова имеют отношение к морской тематике, прибавить к этому любовь поэта к игре не только смыслами одного слова, но и рифмами, то вышеописанная гипотетическая ситуация зарождения у Высоцкого замысла песни о Куке вполне вероятна.

Между прочим, в пользу того, что двое-смыслие фразы "есть кого-то" влияло на замысел текста и его воплощение, говорит одна особенность самого текста песни. А именно та, что это выражение подано в нем в обоих смыслах, причем вначале – в переносном:
Поедом с восхода до зари
Ели в этой солнечной Австралии
Друга дружку злые дикари.
Это настраивает слушателя-читателя на метафорический лад, и следующая строка –
Ну почему аборигены съели Кука?... –
будет тоже воспринята в переносном смысле, по крайней мере, той частью публики, которая незнакома с реальными событиями жизни отважного капитана. Именно в этом месте в действие вступает игра – прямого и метафорического смыслов. Ну и, конечно, в песне о Куке явлена азартная игра Высоцкого рифмами. Там целый ворох концевых рифм ("Кука-наука-штука-бука-трюка-звука-бамбука-злюка-лука-каменюка", "Кук-подруг"), внутренние рифмы. А как пересмешничают, перемигиваются созвучия: "ПОдплывал ПОкойНЫЙ НЫНЕ Кук", "хотели Кушать – и съели Кука", "вКУсный КОК на судне КУКа", "Тюк прямо в Темя – и неТу Кука", "аТУ, ребяТА, хваТАйТЕ Кука"...

А драматичность? Она проявляется не только в самом факте гибели героя. Смотрите, как беззаботно "тасует" персонаж-рассказчик возможные варианты гибели капитана. Ну не дикарь ли? Или, может, эта песня – насмешка над псевдонаучными изысканиями?

Одно можно сказать с уверенностью: песня про Кука обаятельно неоднозначна. Этому во многом и обязана своей притягательностью для слушателей и читателей.
(вариант этой заметки опубликован в газете
"Высоцкий: время, наследие, судьба", №5, 1993, с. 6)

Profile

about_visotsky01: (Default)
about_visotsky01

March 2020

S M T W T F S
1234567
891011121314
15161718192021
22 232425262728
293031    

Syndicate

RSS Atom

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jul. 10th, 2025 06:16 pm
Powered by Dreamwidth Studios