about_visotsky01: (Default)
Глава 13. Яблоки (II)

“Яблочные” эпизоды. Внутритекстовые связи
(окончание)
* * *
Яблоки как трофей

Кроме идеи, что яблоко в РЯ – это новое познание добра и зла, С.Свиридов высказал мысль о яблоках как трофее. Он считает, что “Райские яблоки” – это

“добровольное хождение героя в М2 [потусторонний мир. – Л.Т.] <...>. Это хождение за трофеем – так определилось еще на этапе первого наброска в 1975 году” [126*].

Про набросок Свиридову лучше было не упоминать, его идею про трофей набросок не поддерживает, а дискредитирует: трофеями, да еще добытыми с таким трудом, не разбрасываются.

Read more... )
about_visotsky01: (Default)
Глава 11. “И убит я…”

Герой и его убийства
(окончание)

Кстати, к сказанному про уголовно-блатную тему в “Яблоках” можно кое-что добавить. Схема сюжета РЯ не нова в творчестве Высоцкого: она повторяет сюжетную схему одной из его ранних, “блатных” песен – “Город уши заткнул” (“Дело сделал свое я и тут же назад, / А вещи – теще…”), плюс параллели образов и мотивов (“проверь запоры” и возня Петра-апостола с засовом райских врат, сторож-лифтер и сторожа кущей-садов, тощие, хилые мощи обворованного гражданина и немощь того же Петра etc.) [106].

Образы тюрьмы-зоны-лагеря появлялись в текстах Высоцкого на протяжении всего творческого пути. Такая верность теме имела разные причины. Одна из двух главных в том, что у Высоцкого основной тип образной выразительности – пространственный. Так, свобода – одно из важнейших, по Высоцкому, состояний человека – в его мире выражается главным образом в мотиве свободного перемещения в пространстве. Соответственно несвободу воплощают образы, таковое перемещение не допускающие, а это прежде всего тюрьма / лагерь и больница. Имеется еще одна, может быть, даже и более важная для Высоцкого тема, чем свобода. Именно она определяет приверженность ВВ блатной тематике на протяжении всего его творчества. Это и есть тема “Райских яблок”, о ней – в конце книги.

Как правило, ощущение тюрьмы возникает у героев ВВ в связи с огражденным пространством. Ассоциация в “Яблоках” пространства без ограды с тюрьмой-зоной имеет очевидный источник: такой тюрьмой была страна советов.

Кстати. У этой страны имелась масса специфических свойств, в частности, тотальный дефицит материальной жизни. Не это ли исток щедрости предметно-вещного плана в песнях Высоцкого, которая в РЯ нашла свое выражение в множестве яблок? Множество в художественном мире Высоцкого – это напоминание о многообразии мира, щедром разнообразии живой жизни, которой нет ничего прекрасней. Поддерживать тягу к жизни у мира, которому грозит исчезновение...

* * *
Два убийства. Общее и различия

Герой украл коней, был настигнут и убит, получив удар ножом в спину, – это толкование сюжета основано на косвенных аргументах. Вот еще один: текст “Яблок”, как и свойственно Высоцкому, полон внутренних параллелей, а земное убийство, как возмездие за кражу, – параллель райскому, с его прямо названными в тексте подробностями (запрет, кража, убийство как наказание за нарушение запрета).

Кстати, параллель райского и земного убийств позволяет предположить, что запрет касается яблок (“не укради”).

Гипотеза об убийстве героя как наказании за кражу коней связывает земное убийство еще с одним эпизодом “Яблок”: эстафету неудачного, не достигшего цели действия (раз догнали и наказали) от героя примет Петр-апостол, когда будет возиться с отворением ворот. Оба убийцы, наоборот, отлично делают свое дело, достигают цели (как и герой, который добыл-таки яблоки). Очевидны также параллели эпизодов убийств (в спину – в лоб , нож – пуля) и последующих событий (“и ударит душа на ворованных клячах в галоп” – “и погнал я коней”). Параллель “кража – убийство” уже упоминалась.

Есть в земном и райском убийствах и ассиметричные детали: земное убийство несет герою смерть, а райское не несет воскрешения, – герой оживает раньше, с прибытием в рай. То есть земное убийство выполняет свою функцию на оси “жизнь – смерть”, а райское убийство важно для сюжета в каком-то другом аспекте.

В эпизодах обоих убийств есть несколько смысловых осей. Самая заметная из них – “умелость – неумелость”. В мире Высоцкого важно не только действие, но и его качество. В данном аспекте герой и оба его убийцы схожи и противостоят Петру (это и есть тот мотив, который вводит в текст убийц как персонажей). Строка “Седовласый старик что-то долго возился с засовом” не только подчеркивает абсурдность неогражденного рая, но и оттеняет мастерство сторожей-стрелков, умелость земного убийцы и самого героя – как в райской середине, так и в начале сюжета: в земном убийстве дело ведь не в том, что герой не смог удрать от погони, а в том, что он и не собирался выиграть в этой схватке, он хотел проиграть = быть убитым, ради чего и совершил кражу. Его выигрыш заключался в его проигрыше.

Здесь проявляется важная особенность взаимоотношений героя “Яб¬лок” с другими персонажами. В любом аспекте, на любой смысловой оси герой и Петр – антагонисты, а герой и его убийцы – нет (раз у них весьма важная общая черта). Это значит, что не в убийствах заложена самая мощная энергия “Яблок”.

Убийства – не причина, не толчок для дальнейшего движения, они – следствие происшедшего раньше. Другими словами, внешний сюжет “Райских яблок” движут убийства, а внутренний – события, предшествующие им. Эти события и есть ключ к пониманию того, что происходит в “Райских яблоках” и о чем этот текст.
______

[106] Как любой другой текст Высоцкого, а уж тем более итоговый, “Яблоки” множественно перекликаются с другими его текстами. Но подробно рассматривать этот вопрос преждевременно по названной выше причине: при всём обилии высказываний о “Райских яблоках” в литературе о Высоцком, до сих пор нет анализа этого текста, нет, соответственно, и обоснованного описания его особенностей. Как сказано в одном классическом литературоведческом труде, “совершенно очевидно <...> и не требует никаких доказательств, что о происхождении какого бы то ни было явления можно говорить лишь после того, как явление это описано. <...> говорить о генетике без специального освещения вопроса об описании, как это делается обычно, – совершенно бесполезно. Ясно, что прежде, чем осветить вопрос, откуда сказка происходит, надо ответить на вопрос, что она собой представляет” (В. Пропп. Морфология сказки).

(Далi буде)
about_visotsky01: (Default)
Глава 10. Он – апостол, а я?

Герой и Петр

Присутствие в сюжете “Яблок” апостола Петра определяется тем, что именно он, по христианским представлениям, дозволяет или преграждает душе умершего вход в рай в зависимости от земных дел человека [96].
Read more... )
about_visotsky01: (Default)
Глава 9. “И среди ничего…” (II)

Ворота. Внутритекстовые связи

* * *

Без ворот Петр этому сюжету не нужен. Но и привычная пара “Петр – ворота” в РЯ выглядит диковато, к ней нельзя просто приложить традиционные трактовки: помеха всё та же – отсутствие ограды, без нее ворота превращаются в деталь анекдотическую [94], совершенно никчёмную с событийной точки зрения. А вслед за одинокими воротами и Петр-ключник оказывается фигурой карикатурной и бесполезной для событийного ряда. Однако Петр с воротами есть во всех вариантах текста, значит, он со всей своей компанией и сопутствующими атрибутами несет важную смысловую нагрузку, но – не по своей традиционной функции. Хотя их функции в РЯ, индивидуальный смысл этих образов, который они обретают в сюжете “Яблок” и который мы будем искать, самым тесным образом связаны с традиционными. Это подчеркивает линия этапа – тьмы народу, в полном согласии с традицией ожидающего у заветных врат пропуска в рай.

Read more... )
about_visotsky01: (Default)
Глава 2. Подбираем ключи (ІI)

История толкования “Райских яблок”

* * *
Замкнутый круг

Однако не все пишущие об РЯ считают, что инобытийный и бытийный миры в “Яблоках” различны. О том, что рай похож на земной ад, писали многие. Указывали и на фактическую тождественность земного и потустороннего мира в “Райских яблоках” (“Убиенные в жизни являются в “печальный край” и видят там знакомые картины” [24*]).

И всё бы хорошо, но, выдвинув эту идею, Скобелев и Шаулов соединили тождество мира живых и мира мертвых с путешествием героя, что неизбежно привело их к мотиву замкнутого круга.Read more... )
about_visotsky01: (Default)
Глава 1. Подбираем ключи (I)

История толкования “Райских яблок”
(окончание)

* * *
Низ-верх, земля-небо

Есть работы, авторы которых не сравнивают реальный и потусторонний миры в “Райских яблоках”, но их противопоставление и там налицо. Чаще всего оно выражено в традиционном разделении пространства РЯ на низ и верх, землю и небо. А на каком основании?

В “Яблоках” горизонтальные образы и мотивы преобладают над вертикальными количеством и качеством. Вертикальные – это ворота, обрыв, распятый и падение героя вниз (“в грязь ударю лицом”). В случаях с воротами и обрывом вертикальный образ активно подавляется горизонталью: локальной, ограниченной вертикальности ворот противостоит бескрайняя горизонталь “ничего” (на горизонталь работает и четырехкратный повтор этого образа), а вертикальность обрыва (кстати, обрыв – направленная вниз связка середины и низа, с верхом этот образ не связан) подавляется стремительной горизонталью бега коней вдоль обрыва, как бы не замечающих этой опасной вертикали.

Мощь горизонтали здесь многократно умножается тем, что это цитата: в финале РЯ к горизонтальной энергии предшествующего текста самих “Яблок” добавляется горизонтальная энергия великих “Коней”. Но на самом деле, поскольку “Райские яблоки” – итоговый текст, в продольности финальной сцены сконцентрирована грандиозная энергия всего художественного мира Высоцкого, с его устремленностью вперед, с его абсолютным преобладанием горизонтали над вертикалью.

В образе распятого и в падении героя в начале текста вертикаль, как и в образе обрыва, направлена вниз. Единственная вертикаль “Яблок”, ориентированная вверх, – ворота. И то, что они возвышаются, да еще посреди тотального “ничего”, эту вертикаль должно усиливать, но… В естественном своем состоянии ворота – часть пары: ворота/дверь в стене/ограде. Но в “Яблоках” стены/ограды нет. Абсурдность ворот без ограды подавляет все возможные позитивные смыслы образа ворот.

Такова картина в стабильном варианте текста. А вот хронологический срез. Традиционно принято считать – и, похоже, анализ источников это подтвердит, – что рукописи “Яблок” предшествовали записям. В самой ранней из рукописей, наброске 1975 года (“Я когда упаду…”), есть образ неба. Но рай не находится вверху, в небе, на это прямо указано в тексте:

В рай тогда попаду (В дивном райском саду)

натрясу бледно-розовых яблок

И начну их бросать по пушистым седым небесам

В более поздних рукописях есть образы неба, и рай – вверху, в небе:

В небесах всё равно князь ли ты или беглый холоп, –

плюс несколько вариантов строки –

“Ну-ка, буде шалить! Аль подъём в поднебесье тяжёл?”

Этой строкой С.Свиридов и обосновывает свое утверждение о наличии в “Яблоках” неба, верха и расположении там рая. Но ведь в спетых вариантах – которые он тоже считает более поздними – совсем иная картина: там образов неба нет. Он считает, что этим можно пренебречь? А на каком основании? Аргументы опять где-то затерялись...

Присутствие образа неба в более ранних вариантах текста (рукописных) и его исчезновение в более поздних (спетых) может означать либо то, что с развитием замысла рай потерял прикрепленность к верху, либо что мотив рая на небе ушел в подполье, присутствует в тексте скрыто. Прямо названное не надо доказывать, на него достаточно просто указать (например, что в наброске 1975 года рай был не в небе), а скрытое нуждается в обнаружении = доказательстве. Мы пока не услышали ни единого доказательства от приверженцев идеи расположения “яблочного” рая в небе.

Но сказанного недостаточно. Обратим внимание на один мотив. В спетых (то есть предполагаемо поздних) вариантах текста дважды указано местоположение реального мира – на земле. Про то, что рай – тоже на земле, в тексте ничего нет, а значит, он может быть и не на земле. Так возникает противопоставление земли и рая. Первый раз – в единственной записи первой редакции, у Туманова:

Как я выстрелу рад ускакал я на землю обратно
Так сложилось в миру всех застреленных балуют раем
А оттуда землей береженого бог бережет.

И вторично – в записи у А.Вайнера:

Как я выстрелу рад ускачу я на землю обратно

Это намек на то, что рай вверху. То есть мотив расположения рая в небе на раннем этапе воплощения замысла был. Но это ведь не значит, что он там сохранился, раз во второй редакции он впрямую не назван [23], его скрытое присутствие там не доказано, и нигде в других эпизодах, образах и мотивах текста РЯ намеков на образ неба или связанные с ним смыслы нет.

Добавим, что и горизонтальный вариант толкования фразы “ускачу я на землю обратно” – как расположение рая не вверху, а впереди, – теоретически возможен: у Высоцкого есть примеры, когда ощущение героем иного мира, высшей силы развернуто в горизонтальной плоскости. В частности, это “Моя цыганская” (“Я тогда по полю, вдоль реки… Нет бога…”). Но для разбираемой фразы из рукописей “Яблок” такое толкование всё же выглядит натянутым, так как в ней земля открыто противопоставлена какому-то другому пространству. Всё это в совокупности и приводит к заключению, что на ранних этапах развития замысла “Яблок” образ неба был, а потом из текста исчез.

В остальных восьми записях второй редакции пространственных привязок рая нет, нет и мотивов, отсылающих к расположению рая в пространстве. Отсюда вывод: пространственная ориентация иного мира в сюжете “Яблок” значения не имеет.
_______

[23] В записи у А.Вайнера мотив расположения рая в небе находится в куплете из первой редакции, спетом ошибочно, на что указывают повторы в разбираемом, предпоследнем, и последнем куплетах: “Вот и яблок везу их за пазухой телом согрев” / “... по-над пропастью пазуху яблок я тебе привезу”.

(Далi буде)
about_visotsky01: (Default)
Людмила Томенчук

Глава 8. СЧАСТЛИВЧИК, УБЕЖАВШИЙ С СУШИ...

(продолжение)

Кроме призывов к другим повторить путь героя, свести счеты с жизнью, есть, по крайней мере, еще две особенности этого стихотворения, не совместимые с возвышенной трактовкой. Во-первых, хорошо заметно, что герой зачастую не в ладах со здравым смыслом. В пафосе восторга перед миром подводным (иным) и обличения земной жизни (эволюции рода человеческого) он дважды срывается в абсурд, и оба случая элементарны. В первый раз он заявляет:

Я бросил нож – не нужен он:
Там нет врагов, там все мы люди,
Там каждый, кто вооружен,
Нелеп и глуп, как вошь на блюде.

Как будто персонажу невдомек, что и среди обитателей моря довольно акул и прочих хищников. Мне могут возразить, что этот текст метафоричен и его нельзя понимать буквально. Однако мы знаем историю его появления, он основан на личных впечатлениях ВВ от ныряния с аквалангом, множество примет которого в тексте очевидны. Так что слово и сюжет в нем двуплановы и, следовательно, названная абсурдность там есть. Второе подобное заявление героя касается земной, людской жизни:

Зачем, живя на четырёх,
Мы встали, распрямивши спины?..
Затем, и это видит Бог,
Чтоб взять каменья и дубины.

Да, в человеческой истории было немерено кровавых боен и смут. А все равно эти строки, с их тотальным отрицанием, – абсурд и чистое мракобесие, никакими реальными преступлениями, сколь угодно многочисленными и жуткими, не оправдываемое. Над этим заявлением героя смеется его же собственное слово (Я снял с острогой карабин, / Но камень взял <...> чтобы добраться до глубин...). Выходит, “каменья” можно употреблять не только для побивания себе подобных... И потом, если в истории человечества ничего светлого и доброго не было, как быть с вечными истинами, духовно-нравственными постулатами? Они откуда взялись? Разве не являются они результатом духовного опыта всех, кто жил и живет на этой земле?

Второе свойство стихотворения “Упрямо я стремлюсь ко дну…”, серьезно противоречащее его пафосной трактовке, – банальность речи персонажа. В художественной системе Высоцкого это всегда отрицательная характеристика. Мне уже приходилось писать о том, что большинство героев ВВ необыкновенно талантливы115*, в том числе и в языковом отношении. Их речь насыщена необычными образами, яркими, неожиданными метафорами. Причем этим талантом Высоцкий одаривает как своих положительных персонажей, вроде героя “Куполов”, так и сугубо сниженных, комических:

На “разойтись” я сразу ж согласился –
И разошелся, то есть расходился.

А вот из монолога нашего ныряльщика:

Я открываю новый мир,
Пройдя коралловые рифы.
Коралловые города –
В них многорыбно, но не шумно.
Нема подводная среда,
И многоцветна, и разумна.

Сплошная бесцветная банальщина. И это сказано о мире, куда так стремился герой и который так его восхитил, что он решил не возвращаться в свою земную жизнь, остаться там навсегда. Не странно ли?

А когда он начинает брататься с обитателями подводного мира, читать это без иронической усмешки просто невозможно:

Сравнюсь с тобой, подводный гриб,
Забудем и чины, и ранги...

В общем, трудно представить, чтобы персонаж с таким плоским мировосприятием стал задумываться о философии человеческого бытия.

Я говорю здесь не о характере героя, а о противоречивости текста, в котором один мотив не складывается с другим, в котором сильные, глубокие фрагменты, насыщенные образной, эмоциональной энергией:

Под черепом – могильный звон,
Давленье мне хребет ломает,
Вода выталкивает вон –
И глубина не принимает –

перемежаются вялым словоговорением вроде сравнения героя с подводным грибом, а аквалангов с жабрами. Таких необязательных, тусклых строк больше всего как раз после слов насчет добраться до глубин, что придает второй части текста явный иронический привкус. Неужто это и есть та самая “суть” человеческого бытия? Спору нет, вечные истины просты, но здесь перед нами не простота, а примитив.

Помните, что послужило герою последним толчком к самоубийству:

Похлопал по плечу трепанг,
Признав во мне свою породу.

Это, конечно, лишь оболочка, за ней скрываются серьезные мотивы, но и она участвует в создании атмосферы текста: мелкость внешнего повода вкупе с банальностью речи персонажа окрашивает даже и этот эпизод в иронические тона. А под спудом здесь различимы два драматичных мотива, общих для множества персонажей ВВ: сильная зависимость от внешней оценки (тут многие ключевые тексты вспоминаются – “Иноходец”, “Горизонт”, вторая часть “Очей черных”, не говоря о “Канатоходце”) и неприкаянность, неустроенность, отсутствие достойного места в жизни. В “братании с трепангом” – затаенная душевная боль, тоска одиночества героя среди себе подобных, униженности в земном его существовании. Все это рождает глубокое сочувствие, но никак не позволяет героизировать персонажа.

(Далі буде)



115* См. в третьей книге этой серии (Томенчук Л. "... А истины передают изустно". – Днепропетровск, 2004), с. 11.

Profile

about_visotsky01: (Default)
about_visotsky01

March 2020

S M T W T F S
1234567
891011121314
15161718192021
22 232425262728
293031    

Syndicate

RSS Atom

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jul. 2nd, 2025 08:45 am
Powered by Dreamwidth Studios