Высоцкий. Жизнь и песни

“Фундаментальная оппозиция вода – земля реализуется у поэта в противопоставлении
моря и суши, при этом в море человек чувствует себя ребенком рядом с матерью, на суше – мужчиной рядом с невестой: "И опять уплываем, с землей обручась – // С этой самою верной невестой своей, – // Чтоб вернуться в назначенный час, // Как бы там ни баюкало нас // Море – мать непутевых детей".

Данные образы соответствуют архаичным смыслам, согласно которым до достижения зрелости человек принадлежит матери-природе и должен перерасти свое естественное состояние, чтобы принять на себя ответственность, связанную с культурными ролями – ответственность строителя, мужа и отца2. И если А.С. Пушкин, вопреки грамматике, отводил морю роль мужского начала ("К морю"), в духе мифа о брачном союзе земли и воды; то в песне В.Высоцкого море предстаёт в женской ипостаси, будучи включенным в оппозицию мать – невеста, где море выступает не только как колыбель, источник жизни человека, но и как нечто исключающее его зрелость и самостоятельность. И такая символизация в одной стихии вполне традиционна.
<...>
Жизнь и смерть являются основаниями человеческого бытия, они неотделимы друг от друга. По сути можно говорить о том, что в картине мира В. Высоцкого бинарная оппозиция «Жизнь – Смерть» достраивается до триады: "Жизнь – Смерть – Бессмертие", поскольку все духовные системы человечества исходили из идеи противоречивого единства этих феноменов. Таким образом, все три концепта оказываются генетически связанными между собой. Факт взаимосвязи данных концептов подтверждает используемый поэтом традиционный для русской мифологической картины мира образ "живой воды": "Будет чудо восьмое – // И добрый прибой // Моё тело омоет // Живою водой" (1, 330). "Шесть сотен тысяч равных порций // Воды живой в одной горсти…".

Чудодейственная живая вода у В.С. Высоцкого, как и в народных сказках, называется живящей, а порой, как в сказке "Сестрица Алёнушка и братец Иванушка", ключевой: "Знай: то жизнь золотые песчинки // Омывает живящей водой…"; "В те края, где всегда бьют живые ключи, – // И они исцелят твои раны".

Отождествление сказочной живой воды с реальной ключевой показывает, что фантастическое уходит корнями в действительность. Живой водой в древней Руси называлась та, что била ключом, родниковая, а в более широком смысле – текучая. Напротив, недвижная, спокойная слыла водой мертвой. Издревле известные восточным славянам, эти определения воды в поэзии сказок преобразовывались, приобретали особые значения: живая, текучая вода становилась животворной, а мертвая, спокойная – целительной. Как отмечает Ю.С. Степанов, в народных волшебных сказках убитого героя сначала окропляют мёртвой водой, а потом живой. "Мёртвая вода" не сама мертва, а, делая тело целым, оставляет его целым мёртвым. Оживляет только "живая вода", и в этом смысле это то же, что "бессмертный напиток"”.

( Подробности )
Однако, у Высоцкого не просто зима – вечная зима, не просто потоп – вечный, непрекращающийся и безысходный потоп. Потоп без спасения в ковчеге. В сравнении с картиной Пуссена это другое настроение – не спасение вне ковчега, а полная апатия в отношении собственной гибели”.

Гололед на Земле, гололед –
Целый год напролет гололед.
Будто нет ни весны, ни лета –
В саван белый одета планета...

(Далi буде)

Высоцковеды редко посвящают свои исследования отдельным песням. "Яблокам" в этом смысле повезло больше всех: об этой песне опубликованы две статьи. Одна из них - исследование польской славистки М. Надель-Червиньской "Категория несвободы в тоталитарном контексте и вариативность текста: Райские яблоки у Вл. Высоцкого" (Политическая лингвистика, 2008, 1(24). В сети: http://elibrary.ru/item.asp?id=11696885). В этой статье главной темой творчества Высоцкого названа личностная несвобода и тоталитарный беспредел. Окружающая жизнь постоянно ставит героев Высоцкого и самого поэта в экстремальные ситуации – всегда насильственно и противоестественно сущности человека.

С. 134:

"Тем самым стираются грани между бытием и небытием, между жизнью и смертью, между пространством до горизонта и тем невидимым, что находится по ту сторону, за его пределами. А единственной мечтой становится хоть один единственный раз в своей жизни увидеть то, что там вдали, за горизонтом. А все потому, что: Я только подумал, чужие куря папироски: // Тут кто как сумеет, мне важно увидеть восход" (везде в цитатах выделено автором статьи. - Л.Т.).

М. Надель-Червиньска считает, что в основе "Яблок" лежит мифологическая идея моделирования мира, главная оппозиция которой – "верх – низ" (с. 136). Другие оппозиции, представленные в этом тексте, – земля – небо, "адская жизнь (на земле: реальное и знакомое) – райская жизнь (потом, когда-нибудь, как награда за пережитое: обещанное и ожидаемое)" (с. 137). Если мир гармоничен, упорядочен, в модели мира верх и низ находится на своих местах. Если мир в состоянии хаоса, модель мира – перевернута.

С. 137:

"Модель мира в тексте Райские яблоки как раз и есть перевернутая <...>. Это тот мир и тот рай, которого быть не должно. Но он именно таким существует в тоталитарной российской действительности. Поэтому, оказавшись на небе(сах), лирическое я попадает в истинный ад лагерной жизни, а потому беспросветная земная жизнь начинает ему казаться настоящим раем.

Так, в частности, у Высоцкого райская жизнь - прежде всего знак отличия и награда, как ордена и медали, особенно охотно раздаваемые в России погибшим (убитым): ... Убиенных щадят - отпевают и балуют раем, // Не скажу про живых, а покойников - мы бережем...)".

Конец статьи посвящен заглавному образу песни, райским яблокам. Автор утверждает, что райская яблоня в русской, как и вообще в славянской традиции, – яблоня дикая, лесная, и сравнивает ее с культурной, садовой яблоней. Их главное отличие – в плодах, в их размере и вкусе. У лесной – яблоки маленькие, "кислые, терпкие, худосочные и невкусные, почти несъедобные" (с. 140), у садовой – крупные,

С. 140:

"<...> сладкие, сочные, вкусные и аппетитные. Это про яблочки второй говорят: прямо сами с ветки в рот и просятся. Мелкие же румяные яблочки лесного дерева хороши только с виду - издали они так заманчивы для тех, кто слишком наивен, однако лучше вкуса их не испробовать..."

Людмила Томенчук