about_visotsky01 | Entries tagged with -восприятие песен высоцкого

В сборнике статей "Природные стихии в русской словесности" (М.: Ленанд, 2015. С. 84-86) опубликована, по-видимому, интересная работа П.Ткачёвой "Аллегорические образы природных стихий в творчестве Владимира Высоцкого".

Достать текст статьи мне пока не удалось, сужу по краткому отклику в Вестнике Московского городского педагогического университета (Серия: Филология. Теория языка. Языковое образование. 2015. № 2 (18). С. 124-125):

== Парадоксальность творчества В. Высоцкого в том, утверждает автор, что его произведения просты для восприятия, но сложны для понимания. В них заложено множество смыслов, символов, воплощающих авторскую философскую картину мира.

Одними из смысловых символов в творчестве В. Высоцкого являются образы природы, которые поэт передаёт при помощи аллегории и которые уже связаны культурной (например, мифологической или фольклорной) традицией с данной природной стихией. Примером могут служить такие произведения, как "Кони привередливые", "Очи чёрные", в которых ветер, буря передаются при помощи образа летящих коней, или произведение "Купола", где стихия огня представлена в образе горящих свечей-куполов, а также свечей – золотых заплаток души. ==

Интересные замечания. Хотелось бы прочесть и статью целиком. Тем более что мне, в отличие от ее автора, не удалось связать образ летящих коней даже и с ветром, а уж тем более – с бурей. Кстати, я не очень могу понять, зачем бы поэту выражать стихию ветра еще и аллегорическим образом, если он тут же рядом называет его прямо ("Ветер пью, туман глотаю"). Да и разглядеть огонь в "Куполах" у меня самостоятельно тоже как-то не вышло.

А вот то, что Высоцкого легко воспринимать и трудно понять, мысль совершенно верная.

В двух предыдущих записях даны отрывки из интервью Бродского о музыке, имеющие, на мой взгляд, прямое отношение к его отзыву о песне Высоцкого. Из интервью видно, что Бродский проникает самую суть музыки, и даже не музыки, а ее основы – движенья звуков:

“в музыке так важно, что за чем следует и как всё это меняется”

( Read more... )

"Прислушайтесь!" Дмитрия Кастреля - одна из лучших давних статей о Высоцком. Вот отрывок из нее:

"Голос Высоцкого и сам по себе - редкая ценность. В нем всё - и просто физическая мощь, и широта тембровых оттенков, и природная "демократическая" шероховатость, и, наконец, способность передавать тончайшие нюансы настроения и мысли. Особо отмечу последнее свойство, придающее голосу некую высокую интеллектуальность. В голосе Высоцкого мы слышим уверенную силу и принципиальную (скажем так) неотлакированность. И эти услышанные качества вливаются в общее впечатление от песни уже как художественные элементы художественного целого. Представьте песни Высоцкого, пропетые лирическим тенором или увесистым басом профундо, - и вы резко почувствуете, сколько от песни уйдет с хозяйским голосом.

У Высоцкого есть очень примечательная строка-мысль: "На ослабленном нерве я не зазвучу". Интересна она тем, что, во-первых, объявляет знаменитое его форсированное пение сознательно применяемым художественным приемом, во-вторых, требует от исследователя объяснения роли именно такого пения в формировании цельного впечатления от песни.

Однако не только напряженное, взнервленное пение присуще творческому почерку Высоцкого. Многие свои песни он "обкатывает", пробует в более спокойных вариантах. <...> Но в большинстве случаев, особенно в "главных" песнях, автор (да и слушатель) выбирает пение на крайнем эмоциональном напряжении. Почему?

Тут можно было бы ограничиться примерно таким, довольно общим, рассуждением: стихи, хорошие стихи (песни), могут сложиться только в душе, выведенной из равновесия, и только в момент наивысшего накала творческих сил. А если к тому же сюжет песни воспроизводит некую экстремальную ситуацию (как почти всегда у Высоцкого), то становится очевидным, что его манера исполнения адекватна и содержанию песни, и природному темпераменту певца.

Но такой ответ нельзя посчитать исчерпывающим хотя бы потому, что он предполагает некую стихийность исполнительской манеры. А мы уже обратили внимание на то, как сознательно и даже расчетливо пользовался Высоцкий своими исполнительскими возможностями. Так на что же расчет? Как он срабатывает?

... Психология нашего восприятия такова, что форма подачи информации всегда воспринимается чуть раньше самой информации и в силу этого в большой степени определяет наше отношение к сообщению. <...> Высоцкий поет так, что невозможно не замереть и не вслушаться: о чем так можно петь?

Голос пробивает в нашем сознании брешь, в которую затем влетает, расширяясь, содержание песни. Но это только часть результата. Пение его ассоциируется с могучим усилием, с преодолением некоего огромного сопротивления, короче - с бескомпромиссной борьбой. Важнейший идейный мотив! А если учесть, как часто Высоцкий применял именно такое эмоционально-форсированное пение, станет очевидным, насколько этот мотив важен и дорог автору".

Дмитрий Кастрель. Прислушайтесь!.. (Музыкальная жизнь, 1987, № 12. С. 20)

Константин Рудницкий

ПЕСНИ ОКУДЖАВЫ И ВЫСОЦКОГО

(Продолжение. Начало - в предыдущем сообщении)

Но вопреки всем этим мрачным предчувствиям, воля к жизни заявляла о себе с исполинской энергией. Если бы ему не претили громкие слова, я решился бы сказать, что избранная Высоцким позиция была героической.

Во всяком случае, песня совершалась, как поступок.

Облик Высоцкого, каким он являлся перед нами, - в обыкновенной водолазке, в синих джинсах, с гитарой наперевеc - был обликом человека, шагающего в бой. В его позе, и твердой, и скромной, чувствовался вызов. "Есть упоение в бою и мрачной бездны на краю" - вот что он испытывал, подходя к микрофону, "точно к амбразуре".

Образы войны, образы боя возникали в песнях Высоцкого не только из благородного желания поклониться памяти павших ("Я кругом и навеки виноват перед теми, с кем сегодня встречаться я почел бы за честь..."), но и как отзвуки его собственного "гибельного восторга", его отваги. Воинская доблесть входила в самый состав личности поэта.

Предтеча гласности, он знал, чем рискует, опережая время. "Посмотрите! Вот он без страховки идет" - это ведь о себе. О храбрости, которой требовала каждая песня.

Коль скоро и содержание песен, и манера Высоцкого были антагонистичны бахвальству, враждебны прекраснодушию, коль скоро он каждым словом и каждой нотой опровергал кичливый и чванный псевдопатриотизм, коль скоро даже в шуточных его песнях бурлил гнев и стенала совесть, профессиональная эстрада, ясное дело, встретила его в штыки. Поэты-песенники, которые всерьез воображали себя "почвенными" и "народными", были раздавлены его лавинной славой. Певцы, особенно те, чьи сахарные уста были медоточивы, были оскорблены в своих, можно сказать, лучших чувствах. Если от Окуджавы они отворачивались с улыбкой превосходства, скучливо объясняя его успех неразвитым вкусом слушателей, то Высоцкий или был воспринят как враг, и враг опасный. Тут-то они не ошибались: он один был сильнее всего их амбициозного цеха. Ибо они пытались угождать народу, холуйски лебезили перед ним, а Высоцкий, который ни разу не удостоился концертной афиши, выражал скопившуюся в народной душе ненависть к лживой лести и штампованной фразе. Об этом просто и ясно сказал Алексей Герман: "Чем больше льстили в глаза по телевизору, чем больше фарисействовало искусство, тем громче звучал голос Высоцкого".

Отчаянная боль и отчаянная веселость сближались в самозабвенной ярости ежевечернего боя. "Я не люблю, когда наполовину..." - провозглашал он, отвергая все мыслимые компромиссы. Он был поэт крайностей. Горловым рокотом Высоцкого изливались трагическая мука и бесшабашный смех.

Известная песня "Москва-Одесса" может быть понята как своего рода поэтический манифест или как емкая метафора пожиз-

С. 15:

ненной миссии певца, который всегда - вопреки запретам, наперекор ограждениям - рвался туда, откуда доносятся сигналы бедствия. Дозволенное, разрешенное, одобренное в его глазах теряло всякий интерес. "Открыто все, но мне туда не надо". Достойная цель виделась в том, чтобы закрытое - открыть и о запретном - сказать, в полную мощь охрипшего баритона.

(Далi буде)