Высоцкий. Жизнь и песни

С. 252:
“Есть слова, которые приходят в поэтический язык с появлением новых жизненных реалий: асфальт, бормашина, телефон, микрофон <...>. Вот образы с микрофоном:

У песни “МАЗ-500” внятный сюжет: ясно, что происходит с героями. Но почему происходит? Например, почему герой остается в машине, и напарник уходит один?

Напрасно считается, что напарник героя песни – трус и предатель. Поначалу он не вмешивается (третий час молчит), и рассказчик, возможно, на правах старшего, поступает по своему разумению: они сидят в машине и ждут – авось проедет кто-нибудь и вытянет. Но время идет, пурга не стихает, скоро ночь, да еще Новый год на пороге, – в такое время, при такой погоде помощи ждать неоткуда. Тогда напарник и подает голос:

“Глуши мотор, – он говорит, –
Пусть этот МАЗ огнем горит!”

Это трезвый взгляд на ситуацию, в которой оказались два человека, ну и, понятно, грузовик. Те, кто принимает этого персонажа за предателя и труса, почему-то не замечают, что он ищет выход не для себя одного – для обоих. Он не бросает рассказчика, а предлагает уйти вместе:

Мол, видишь сам – тут больше нечего ловить.
Мол, видишь сам – кругом пятьсот,
И к ночи точно занесет –
Так заровняет, что не надо хоронить.

Присутствие таких “половинных” образов, как назад пятьсот – пятьсот вперед, укрепляет ощущение, что не только дорога, которую напополам “сломала” застрявшая в снегу машина, а и герой с напарником – две половинки расколовшегося целого.

Реплика героя:

… И волком смотрит – он вообще бывает крут…
А тут глядит в глаза – и холодно спине… –

свидетельство не только напряженных взаимоотношений, но и того, что у напарника сильный характер.

... И кто кого переживет,
Тот и докажет, кто был прав, когда припрут.

Обычно эта фраза звучит по-другому: “Тот и докажет, что был прав...” В неожиданном одушевленном кто вместо ожидаемого бездушного что высказалось ощущение героя, что даже и после смерти одного из них умерший – как живой для оставшегося. Их все равно двое.

Он был мне больше чем родня –
Он ел с ладони у меня…

С ладони едят домашние животные – существа не только зависимые от своего хозяина, но и заведомо низшие. Для нормального самоощущения рассказчику недостаточно чувствовать себя просто достойным человеком, ему нужно быть лучшим. Причем он сравнивает себя с тем, кто от него зависит, то есть находится в заведомо проигрышном положении. Его тянет к таким отношениям потому, что независимо ни от каких обстоятельств герой всегда окажется в выигрыше.

Конечно, это проявляется неуверенность в себе, в том, что в новой, другой ситуации он тоже выдюжит, поведет себя достойно. Подобные ощущения – это всегда страх перед быстроменяющейся жизнью, неостановимо текущим временем.

… И кто там после разберет,
Что он забыл, кто я ему и кто он мне…

На первый взгляд, герой продолжает говорить о неравенстве. А на самом деле смысл обратный: мы одинаково важны друг для друга (отсюда и грамматическая параллель).

Поведение героя кажется чистой воды упрямством: в пургу, на пустынной дороге сидением в кабине и машину не спасешь, и сам замерзнешь. Но может, МАЗ везет важный груз или сам грузовик чем-либо ценен? Однако из текста мы ничего не узнаём ни о машине, ни о грузе (если он вообще есть). Значит, перед нами обычный грузовик и обычный рейс. Машина в дорожной истории и в этом конфликте персонажей ни при чем. Пытаясь разобраться в том, почему повздорили шофер и его напарник, про МАЗ можно смело забыть: ссора с ним не связана.

Кстати, текст дает ясно понять, что рассказчик отнюдь не восторженный энтузиаст, одурманенный советскими лозунгами. Недаром, вспомнив фальшиво-пафосную инструкцию начальника перед поездкой за Урал:

… этот МАЗ на стройках ждут! –

он буднично прибавляет:

А наше дело – сел-поехал, ночь-полночь…

Да и не тот это случай, когда ценой жизни спасают народное добро. Так что остался герой в кабине не из высоких побуждений. Но только ли из чистого упрямства?

Судя по тому, что к ночи точно занесет, дело происходит днем.

В кабине тьма...

Но почему же только в кабине? В пургу и за пределами кабины тьма. Но для героя всё это как бы перестает существовать, для него мир скукоживается до размеров кабины. Так сказывается впечатление безысходности, охватившее героя.

Теперь заглянем в конец дорожной истории:

...Конец простой: пришел тягач,
И там был трос, и там был врач...

Герой лукавит: конец не простой, а просто-таки чудесный. Избавление явилось, словно в сказке, ниоткуда и непонятно каким образом.

И МАЗ попал куда положено ему…

Как будто машина сама добралась по назначению, а шофер ни при чем. Вот еще одно свидетельство того, что герой внутренне выключен из движения.

И он пришел – трясется весь,
А там опять далекий рейс:
Я зла не помню – я опять его возьму.

Но может, совсем не в отходчивости рассказчика дело, а в чем-то другом, более важном?

Как мы помним, герой не внял уговорам напарника, и тот ушел.

И он ушел куда-то вбок,
Я отпустил, а сам прилег.
Мне снился сон про наш веселый наворот:
Что будто вновь кругом пятьсот,
Ищу я выход из ворот,
Но нет его: есть только вход, и то не тот.

Куда ушел напарник, герою неважно (куда-то), главное – что все-таки ушел, сдвинулся с места. Но то, что неважно герою, важно нам. Из ситуации, в которой куда ни кинь, везде пятьсот – хоть вперед, хоть назад, хоть кругом, – выход таки был. И это выход вбок, в сторону от дороги, на которой МАЗ, увязший по уши, и упрямец-герой в кабине.

“Отпустил” герой не напарника, а ситуацию: будь что будет, пусть идет, как идет. А сам прилег. В этом месте сюжета становится откровенно заметно его прямое родство со стихотворением “Я дышал синевой…”:

… А сугробы прилечь завлекали.
… Как ямщик замерзал в той глухой незнакомой степи.
… И никто не сказал: шевелись, подымайся, не спи!

Это показывает несправедливость обвинений в адрес напарника: он-то как раз пытался расшевелить героя, не дать ему уснуть – умереть.

Мы вплотную подошли к разгадке сюжета. Она в коротком слове из сна героя:

... будто вновь кругом пятьсот…

Вновь – это значит во сне повторяется то, что было наяву. Именно было, то есть уже прошло! Выходит, только внешне в положении героя ничего не изменилось. Оказывается, своим уходом напарник прорвал кольцо безвыходности (кругом пятьсот) не только для себя – для двоих!

Сон раскрывает истинную суть сюжета: напарник совершил то, что нужно было им обоим, только герою оказалось не по силам, – у него не хватило энергии действия. Это и есть качество напарника, которым он дополняет героя и необходим ему. Совсем не тягач с тросом и врачом, а напарник спас героя от смерти, поделившись с ним энергией поступка, движения. Энергией жизни.

Но можно ли вновь считать спасительным, если далее во сне появляется мотив безвыходности?

Ворота – это, конечно, врата рая / ада, ведь только из этих ворот, войдя, нельзя выйти. Однако, не находя выхода, герой все-таки и не входит...

Удержаться на грани, чтобы затем вернуться в жизнь, – в этом герою и помогает энергия жизни, которой поделился с ним напарник.

В парных образах у Высоцкого всегда подчеркнуто и доминирует общее. Это части единого целого.

Человек не может и не должен быть одинок в разноликом мире людей. Об этом говорит нам Владимир Высоцкий своей “Дорожной историей”. Да разве ж только ею...