Большой соблазн – увидеть в этом сюжете раздумья Высоцкого о смерти, "заранее проигранный в стихах уход из жизни"
[1], предвосхищение своей посмертной судьбы
[2]. Спору нет, похоже. И "уход" – традиционный синоним смерти, и конь – заупокойное животное, и многие другие образы и детали: от
в чем мать родила (=
в рожденье смерть проглядывает косо) до предстояния лику. Но... На дворе только 1973-й год, Высоцкому всего 35, еще 7 лет впереди... А главное, конечно, не цифры, главное, как всегда, тон, интонация, с какой это сказано.
Я из дела ушел. Настоящая поэтическая репетиция собственной смерти звучит совсем по-другому:
Я когда-то умру, мы когда-то всегда умираем... Вот здесь действительно предчувствие, и боль, и страх... А в 73-м – там пока только след, слабый намек. Cтержневой смысл там другой, более того – противоположный. "Я из дела ушел" не о смерти – о жизни
[3].
Итак, 1973-й год. Высоцкий – народный любимец. Созданы целые циклы прекрасных песен: "блатные", "военные", "спортивные", "горные", "морские". Всё хорошо, и большие люди зовут... пора вступлений и прелюдий прошла. Позади – время чистого восприятия мира, накопления разнообразных знаний, опыта и впечатлений, порой разрозненных и недостаточно оформленных в сознании.
Мы многое из книжек узнаем,
А истины передают изустно…
Неслучайно это сказано именно сейчас.
Мы многое из книжек узнаем – это про детей, на которых опыт чужих жизненных битв стекает с пожелтевших книжных страниц. Это – про детство и юность.
Многое – значит, юность позади. А мудрое знание, что жизнь познается из самой жизни,
изустно, говорит о том, что вот-вот позади останется и молодость.
На пороге зрелости мыслящий человек – художник особенно – острее ощущает время, не столько в его будничном разумении, сколько в бытийном. Понимают ли современники его слово? Адекватно ли народное поклонение разговору, который он пытается вести с миром, с людьми, с самим собой? Не угрожает ли ему опасность пойти на поводу у всеобщего обожания, успокоившись на том, чего уже достиг? Что останется после него, если дело и дальше пойдёт так же, как видится сейчас, –
хорошо?
Из более ранних текстов видно, что такие мысли и прежде посещали Высоцкого. Но сейчас они злободневны, как никогда: время у него еще есть, но его остаётся не так уж много, и Высоцкий это чувствует. Неслучайно многие образы и мотивы этого текста ассоциируются с размышлениями о смерти
[4].
Он не отступается ни от чего, зная цену себе, как творцу, и именно поэтому обращает взор в грядущее, в определённом смысле порывая с прошлым, вернее, вырывая, высвобождая себя из его объятий.
Я из дела ушел, из такого хорошего дела!
Ничего не унес – отвалился в чем мать родила.
Не затем, что приспичило мне, – просто время приспело,
Из-за синей горы понагнало другие дела.
В том, что герой называет "хорошим делом", с одной стороны, – искреннее восхищение временем молодости, "пройденным этапом", понимание его роли в своей судьбе, с другой – горькая ирония по отношению к тому положению, в котором он оказался на пороге зрелости, двусмысленному и опасному, о котором в другой песне сказано: "Всё хорошо, не вру, без дураков". Это состояние герой ощущает пагубным для главного – своего предназначения. Ибо всё хорошо влечет к покою, бездвижности, которая в мире Высоцкого – один из ликов смерти.
Ничего не унес – отвалился в чем мать родила.
Юноше, вступающему во взрослую жизнь, нередко говорят: "Забудь всё, чему учили в школе ". В этом напутствии больше правды, чем шутки. Багаж наспех схваченной чужой мудрости обездвиживает личностные и творческие потенциалы, лишает радости -– и горечи -– собственного познания и переживания бытия, провоцирует увязнуть в "чужой колее".
И ещё: этой строке поэта поразительно созвучны – и, возможно, помогают глубже понять истинный её смысл – слова его современника-философа:
"… есть что то, в чем есть именно "я" без каких либо предшествующих свойств. Точка равноденствия, или нулевая точка, в которой <…> человек без качеств, без свойств, нет ничего предшествующего опыту, только то, что появится в нем. Я как бы голенький хожу. Так вот, в этом "голеньком" мы все равны. И там только одно: что мы делаем сами"
[5].
Может быть, именно в такой точке равноденствия находится герой песни "Я из дела ушёл", именно здесь перед ним – и перед нами, слушающими песню, – открывается новая страница в книге его судьбы.
Отзываясь знакам будущего, наступающего опыта, и сознавая неслучайность перемены, напротив – её необходимость и предопределённость судьбой, временем:
Не затем, что приспичило мне, – просто время приспело,
Из-за синей горы понагнало другие дела, –
Высоцкий обращается к библейской "книжной истине", с горечью приправляя, дополняя её другой, изустной, очевидно, воспринятой и пережитой им самим:
"Пророков нет в отечестве своем.", –
Но и в других отечествах – не густо.
Пророческий дар (читай, дар поэта) остаётся непонятым и не оценённым современниками, – этот горький смысл широко известного афоризма Высоцкий продлевает в будущее, дополняет собственным сомнением в том, что для грядущих поколений поэт-пророк и его путь станут приемлемей и понятнее. С одной стороны, здесь безусловная связь с нерадостными мыслями о недостатке подлинного сочувствия, глубинного понимания публикой слова поэта. Но не только. При том, что Высоцкий чувствует потребность и необходимость следовать собственному пути, соответствовать своему предназначению, оно, это предназначение, непредставимо для него без публики, аудитории. Ведь он – поэт поющий, а не "бумажный", специфика его дара, его дела связана с непосредственным слушательским восприятием. Это предельно обостряет извечный конфликт между внутренним стремлением художника к "самости", прокладыванию своей колеи в творчестве и судьбе, с одной стороны, и ощутимым, а нередко навязчивым и бесцеремонным сопротивлением "среды", для которой и предназначен его дар, – с другой. Эта тема проходит рефреном через всю песню.
Высоцкий отдаёт себе отчёт в серьёзности конфликта, но есть момент в песне, оставляющий просвет, дарующий надежду, что конфликт разрешим. Устремляясь навстречу другим делам, внутренне готовый к переменам, герой всё же обращает взор назад и вокруг.
Растащили меня, но я счастлив, что львиную долю
Получили лишь те, кому я б ее отдал и так.
У формулы "растащили меня" множество смысловых оттенков. Свидетельства одному из них очевидны и многочисленны – и при жизни Высоцкого, и поныне. То, что его строки разбирают на цитаты, само по себе не удивительно, а тем более не унизительно для автора и не предосудительно для тех, кто его цитирует. Замечательные точность, лаконизм и афористичность поэтического языка Высоцкого делают его тексты благодатным и, кажется, неисчерпаемым источником для цитат на все случаи жизни. Но очевидно также, что, цитируя его строки, мы зачастую не понимаем смысла того, что берем на вооружение, или понимаем чрезвычайно поверхностно, вырывая из контекста и приспосабливая к своим речам, тем самым заставляя работать на цели, порой очень далёкие от тех, которыми одухотворено творчество Высоцкого.
Вот почему вера в то, что львиная доля зёрен, которые сеет поэт, попадает на благодатную почву, звучит на этом фоне и воспринимается героем не как должное и само собой разумеющееся, а как выстраданная, заслуженная, достойная его дара привилегия. Как счастье.
[1] Кулагин А. Поэзия В.С. Высоцкого. – М., 1997. С. 130.
[2] Там же. С. 129.
[3] В границах жизни этот сюжет впервые описал Вл. Новиков, увидев в нем метафору смены творческих приоритетов:
"... слово теперь важнее игры, поэт стоит впереди актера"
(Новиков Вл. Высоцкий. – М., Молодая гвардия, 2006. С. 194).
[4] Причем такое понимание текста песни "Я из дела ушел...", по-видимому, является наиболее распространенным. Например, в строках "Растащили меня, но я счастлив, что львиную долю / Получили лишь те, кому я б ее отдал и так", "Я врастаю в коня – тело в тело, / Конь падет подо мной – я уже закусил удила", исследователь видит "экстатические моменты, переживаемые человеком Высоцкого, – в присутствии смерти, <...> в переживании смерти" (Шаулов С. Высоцкое "барокко" // Мир Высоцкого, вып. III, т. 1. – М., 1999. С. 39). Другой исследователь находит в строке "Хорошо, что ушел, – без него стало дело верней" трагизм посмертного одиночества (Ничипоров И. Своеобразие лирической исповеди в поздней поэзии В. Высоцкого // Мир Высоцкого, вып. VI. – М., 2002. С. 228).
[5] Мамардашвили М. Психологическая топология пути. Лекция 6 (
http://yanko.lib.ru/books/philosoph/mamardashvili-topology.htm)
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif){kind=small}
