Из книги Юрия Доманского “О поэтическом мире Высоцкого” (Тверь, 2011):


Действительно, лес – образ отрицательный и в традиции, и в песне Высоцкого. Дом, позитивный в традиции, в “Очах черных” – негативен. И оба они, лес и дом, – образы хаоса. Не соглашусь лишь с тем, что их очевидная враждебность человеку несет смысл трагизма мира.

Картина выглядит так, если смотреть на “Очи черные” “эпически” – как на сюжет о человеке и внешнем мире. В этом случае полагается, что мир именно таков, как его видит герой.

Но можно – и с гораздо большим основанием (то есть с более прочной опорой на текст Высоцкого и на его художественную систему в целом) – посмотреть на “Очи черные”, так сказать, лирически: как на сюжет об отношениях человека со своим внутренним миром. В таком ракурсе – это не лес и дом таковы, это герой их так видит.

Вам доказательства того, что “лирический” взгляд на этот сюжет ближе к тексту Высоцкого, чем традиционный “эпический”? Вот одно из них, очень простое. Только воспринимая сказанное героем как отражение состояния его души, а не внешнего мира, можно объяснить строчку “Укажите мне место, какое искал”. Она ведь означает, что он не знает, что ищет. При чем здесь внешний мир? Внутренний, только внутренний...

Статью Константина Рудницкого "Песни Окуджавы и Высоцкого" я считаю лучшим из опубликованного о Высоцком в 80-е годы. Привожу полностью вторую часть этой статьи, посвященную Высоцкому и его песням.

В большинстве песен Высоцкого, по его собственным словам, есть второй план. У песни про Кука это, по-моему, столкновение интонаций комического и трагического. В трагическом плане песню о Куке трактуют иногда как аллегорию 37-го года. Это неверно. И дело не в том, что лично мне вообще не близки социальные трактовки текстов Высоцкого, а в том, что такая трактовка противоречит тексту песни о Куке, что ярче всего проявляется в такой детали, как "вошли без стука". В воспоминаниях людей переживших репрессии 30-х, неизменно повторяются два момента: брать приходили ночью, и приход беды в дом возвещал стук в дверь. Подобные рассказы мог слышать и наверняка слышал в свое время Высоцкий. Думаю, если бы история Кука каким-то образом ассоциировалась у него с 37-м годом, эта деталь возникла бы в тексте. Но дикари вошли без стука...

Как рождался у Высоцкого замысел этой песни? Можно предположить, что в поле зрения поэта каким-то образом попала история капитана Кука, такой неординарный случай из жизни. Но импульсом к рождению замысла, думаю, была не экзотичность реального события, а момент, когда гибель мореплавателя обозначила в воображении поэта словами "съели Кука". В этом выражении было два мощных импульса, всегда раздражавших воображение Высоцкого. Во-первых, то, что эта фраза может быть понята двояко: и в прямом, и в переносном смысле. Причем если прямой смысл приложим только к далекому от нас времени и месту, то переносный очень даже актуален. Такая игра разными смыслами одного слова или выражения – очень распространенный у Высоцкого и, видимо, самый любимый им прием. Вторым сильным импульсом была необычность, провокативная эксцентричность имени капитана – Кук. Что так и подталкивало к игре рифмами, созвучиями – "Кук-кок" сразу приходит на ум. Ну а если учесть, что оба слова имеют отношение к морской тематике, прибавить к этому любовь поэта к игре не только смыслами одного слова, но и рифмами, то вышеописанная гипотетическая ситуация зарождения у Высоцкого замысла песни о Куке вполне вероятна.

Между прочим, в пользу того, что двое-смыслие фразы "есть кого-то" влияло на замысел текста и его воплощение, говорит одна особенность самого текста песни. А именно та, что это выражение подано в нем в обоих смыслах, причем вначале – в переносном:
А драматичность? Она проявляется не только в самом факте гибели героя. Смотрите, как беззаботно "тасует" персонаж-рассказчик возможные варианты гибели капитана. Ну не дикарь ли? Или, может, эта песня – насмешка над псевдонаучными изысканиями?

Одно можно сказать с уверенностью: песня про Кука обаятельно неоднозначна. Этому во многом и обязана своей притягательностью для слушателей и читателей.