Высоцкий. Жизнь и песни

(Окончание. Начало – http://about-visotsky.livejournal.com/28449.html)

Во втором разбираемом нами фрагменте статьи Р. Абельской о библейских образах у Высоцкого автор называет прототипом строки “И от ветра с востока пригнулись стога” следующее место в Книге Исайи:

“Кто воздвиг от востока мужа правды… предал ему народы и покорил царей? Он обратил их мечем его в прах, луком его в солому, разносимую ветром (Ис. 41 : 2)"

Вот наглядный пример того известного факта, что одинаковые слова, пусть даже сразу несколько, не гарантируют родство текстов. Очевидным отличием – разносимая ветром солома вовсе не то же самое, что пригнувшиеся от ветра стога, – разница между этими отрывками не исчерпывается. Еще более важный момент – личная активность солдат, героев песни, причем это едва ли не важнейшая позитивная характеристика человека в мире Высоцкого. Но и это не всё.

Ирония в том, что сходство у данных фрагментов есть, но оно случайное, этого смысла не могло быть в тексте Высоцкого. Речь вот о чем. Как мы знаем, советская армия в отношении некоторых народов Европы выполняла не только освободительную функцию. Мотив покорения в реальной истории ВОВ есть, но его нет в песне Высоцкого “Мы вращаем Землю”. Это солдатская песня, и не солдаты виновны в том, что наши войска стали не только освободителями, а и захватчиками. В свете этого очевидного факта издевательский смысл приобретает фраза исследователя о ветре с востока, “приносящем народам пророчество о справедливом возмездии”.

И еще. Образы разносимой ветром соломы, превращения в прах противоречат ключевому смыслу песни “Мы вращаем Землю”: это песня созидания, а не разрушения (Отбирать наши пяди и крохи  – то есть восстанавливать утраченное).

* * *

В третьем фрагменте статьи про библейские образы у Высоцкого речь идет о параллелях с Книгой Исайи стихотворения “А мы живем в мертвящей пустоте...”:

“Горечь и безнадежность существования переданы поэтом через стихи Исайи, обращенные к поколению израильтян, забывших Бога, – чтобы объяснить им, как низко они пали”.

А дальше идет сравнительная таблица, призванная продемонстрировать эти параллели. Они кажутся автору настолько очевидными, что аргументов она не приводит, а жаль. Мне, например, непонятно, в чем строка “Попробуй надави, так брызнет гноем” сходна с библейским “Нет у него здорового места; язвы, пятна, гноящиеся раны”. Зато различия вижу отчетливо: “заполненности/переполненности плоти” противостоит изъян, то есть – пустота.

У Высоцкого – “И страх мертвящий заглушаем воем”, у Исайи – “Вой голосом, город! [от ужаса, так как за грехи будешь разрушен, – поясняет автор статьи]. Да, похоже, но в этих фрагментах нет ничего специфического, позволяющего говорить, что Высоцкий черпал именно из данного источника, а не создал свои образы без оглядки на источники или опираясь на другой источник.

Параллель “И те, что первые, и люди, что в хвосте” с “И отсечет Господь у Израиля голову и хвост ... Старец и знатный – это голова: а пророк-лжеучитель есть хвост” – откровенная натяжка. Ведь у Исайи “голова” и “хвост” оценочно противопоставлены как достойное и недостойное. А у Высоцкого “первые” и “в хвосте” означает не реальное противопоставление, а лживо-официозное, иллюзорное, – назначенные властями “верх” и “низ”.

“"Нынче по небу солнце нормально идет / Потому что мы рвемся на запад". Последние строки могут напомнить эпизод из ветхозаветной Книги Иисуса Навина, где он произносит: "... стой, солнце, над Гаваоном, и луна, над долиною Аиалонскою! И остановилось солнце, и луна стояла, доколе народ мстил врагам своим" (10: 12-13). Перекличка эта – вероятно, невольная – показывает...” [1]

* * *

И наконец пара общих впечатлений.

“Последние стихи В. Высоцкого мы будем, по возможности, цитировать по изданию [Высоцкий В. Избранное. М., 1988], так как в этой редакции яснее прослеживаются их связи с Библией”.

То, что ни одно из существующих на сегодняшний день книжных изданий Высоцкого мы не можем считать научно подготовленным, ясно любому ученому-филологу. И несмотря на это филолог, столкнувшись с публикациями разных вариантов одного текста Высоцкого, не задается вопросом о причинах разночтений, о том, какой из текстов более отражает авторскую волю, или, может быть, никакой из них эту самую волю не отражает. Пестрота вариантов в публикациях уж точно должна была породить подобные вопросы. Повторю: эти вопросы неизбежны, они не могут не возникнуть. Но никаких вопросов, сомнений нет и в помине: автор статьи просто выбирает текст, наиболее удобный для его концепции, о чем и заявляет без тени смущения.

“На примере произведений В. Высоцкого мы попытались показать, что источником образности и сюжетики для поэта в ряде случаев стали тексты Ветхого Завета (Книга Исайи, Книга Иисуса Навина, Песнь песней…)”.

Попытка не удалась. В большинстве приведенных в статье примеров совпадают лишь отдельные слова. Но смысл этих слов в контексте эпизодов и смысл эпизодов в целом сходства не обнаруживают. Там, где это сходство все же есть, оно неспецифично, а следовательно, не дает оснований утверждать, что тексты Ветхого Завета были источником названных образов Высоцкого. Например:

“Победа, добытая неимоверным, космическим усилием, есть восстановление миропорядка, вселенской справедливости, понимаемой в духе Ветхого Завета,– когда "народ мстит врагам своим"”.

А что, без Ветхого Завета мысль о мщении народа своим врагам в голову прийти не может?

“... В. Высоцкий не ограничивался расхожими афоризмами из Ветхого Завета, а хорошо знал, по крайней мере, некоторые его книги и свободно в них ориентировался”.

Знал ли Высоцкий книги Ветхого Завета, а если знал, то насколько хорошо, нам по-прежнему неизвестно. Статья Р. Абельской этот вопрос не прояснила. Но самое печальное – что эта работа не обнаружила серьезного научного подхода к заявленной теме. Сонм публикаций о Высоцком пополнился еще одной попыткой втиснуть материал – тексты Высоцкого – в прокрустово ложе красивой схемы.