ПЕСНЬ О ВЕЩЕМ ОЛЕГЕ
Aug. 2nd, 2015 12:44 pmВ статье И.Будько и С.Гаранина "Летописная повесть о Вещем Олеге и ее версификации" (Наука и инновации. 2015. Т. 1. № 143. С. 63-67) дана не совпадающая с общепринятой трактовка этого сюжета: Карамзин неточно изложил сказание, - в летописи волхвы не предсказали Олегу гибель от коня, а наделили его злой судьбой, а он, отказавшись от христианства и понадеявшись на свою хитрость, решил переиграть волхвов и самостоятельно избежать осуществления проклятия, что привело его к гибели.
Фрагмент статьи, где идет речь о песне Высоцкого:
Самое любопытное здесь, конечно, заявление, что Высоцкий в своем "Вещем Олеге" отсылается не только к Пушкину, но и к Нестору-летописцу. К сожалению, заявление, что это "может быть подтверждено текстологически", авторы никак не разворачивают. Я попыталась сделать это за них и потерпела неудачу. Возможно, плохо старалась. Но так или иначе, пока остаюсь при своих: на мой взгляд, нет оснований считать, что ВВ ведет осознанный диалог с летописным рассказом об Олеге, - совпадения ведь могут быть и непреднамеренные.
Фрагмент статьи, где идет речь о песне Высоцкого:
"Через полтора столетия после Карамзина, Рылеева и Пушкина к истории самонадеянного князя обратился Владимир Высоцкий. В его «Песни о Вещем Олеге», написанной в 1967 г., старый сюжет раскрывался в неожиданном для читателя ракурсе. Сложившиеся и уже окостеневшие в народном сознании представления о героическом и высоком содержании пушкинского стихотворения контрастно противопоставлялись гротескно-комическому раскрытию темы, приближенному к бытовым реалиям русской жизни.
Высоцкий не пользуется стилистическими средствами оригинала, которым в первую очередь является стихотворение Пушкина, а «перелицовывает» их, перенося действие как бы в иную сферу и подменяя древнерусских героев простонародными персонажами вроде казаков или красногвардейцев. При этом произведение Высоцкого не разрушает эстетической ценности «перелицовываемого» текста и потому не является пародией на него. Это – поэтическая травестия. Важно отметить, что Высоцкий, то обращаясь к фразеологизмам, не относящимся к Олегу, но связанным с Древней Русью (идти на вы), то к просторечиям или реалиям Нового времени (нагайки, похмелье и др.), не теряет из виду и летопись, что может быть подтверждено текстологически. Более того, в целом ряде деталей Высоцкий точнее воспроизводит летопись, нежели Пушкин. Неожиданное и противоречивое сочетание знакомого текста Пушкина, летописи, фразеологизмов, просторечия, игра смыслами и их перелицовка, наконец, реалистически сниженная манера изображения придают «Песни о Вещем Олеге» совсем иную – разгульно-шутливую тональность, бросающую вызов, если угодно, всей канонической культуре соцреализма.
Именно в этом смысле и следует понимать заключительную строфу, в которой бесшабашное, в чем-то даже хулиганское начало уступает место вполне серьезному и даже горько-ироничному в контексте советской действительности выводу:
В самом деле, сколько раз всех их, начиная с древнерусских князей, предупреждали…
У Нестора доказательством лживости волхвов выступает то, что они, пророчествуя о судьбе Руси, не подозревают о своей собственной кончине. Но произойдет это через полтора столетия после смерти Олега. Высоцкий фактически соединяет оба события в одной истории: внешне непрезентабельные волхвы не догадывались о своей судьбе, но, тем не менее, были правы.
Чем они руководствовались, и какая правда была им открыта и кем – остается вечной загадкой, коллизией тонкого предчувствия мудрецов и грубого невежества власти, коллизией знания и силы, мистики и рационального разума.
Поэтические разработки древнего сюжета раскрыли в нем новые грани и возможности истолкования, обычно ускользающие из поля зрения современных читателей".
Но только собрался идти он на вы –
Отмщать неразумным хазарам,
Как вдруг прибежали седые волхвы,
К тому же разя перегаром, –
И говорят ни с того ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего.
«Да кто вы такие, откуда взялись?! –
Дружина взялась за нагайки, –
Напился, старик, – так пойди похмелись,
И неча рассказывать байки
И говорить ни с того ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего!»
Отмщать неразумным хазарам,
Как вдруг прибежали седые волхвы,
К тому же разя перегаром, –
И говорят ни с того ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего.
«Да кто вы такие, откуда взялись?! –
Дружина взялась за нагайки, –
Напился, старик, – так пойди похмелись,
И неча рассказывать байки
И говорить ни с того ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего!»
Высоцкий не пользуется стилистическими средствами оригинала, которым в первую очередь является стихотворение Пушкина, а «перелицовывает» их, перенося действие как бы в иную сферу и подменяя древнерусских героев простонародными персонажами вроде казаков или красногвардейцев. При этом произведение Высоцкого не разрушает эстетической ценности «перелицовываемого» текста и потому не является пародией на него. Это – поэтическая травестия. Важно отметить, что Высоцкий, то обращаясь к фразеологизмам, не относящимся к Олегу, но связанным с Древней Русью (идти на вы), то к просторечиям или реалиям Нового времени (нагайки, похмелье и др.), не теряет из виду и летопись, что может быть подтверждено текстологически. Более того, в целом ряде деталей Высоцкий точнее воспроизводит летопись, нежели Пушкин. Неожиданное и противоречивое сочетание знакомого текста Пушкина, летописи, фразеологизмов, просторечия, игра смыслами и их перелицовка, наконец, реалистически сниженная манера изображения придают «Песни о Вещем Олеге» совсем иную – разгульно-шутливую тональность, бросающую вызов, если угодно, всей канонической культуре соцреализма.
А вещий Олег свою линию гнул,
Да так, что никто и не пикнул, –
Он только однажды волхвов вспомянул,
И то – саркастически хмыкнул:
Ну надо ж болтать ни с того ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего!
«А вот он, мой конь – на века опочил, –
Один только череп остался!..»
Олег преспокойно стопу возложил –
И тут же на месте скончался:
Злая гадюка кусила его –
И принял он смерть от коня своего.
Да так, что никто и не пикнул, –
Он только однажды волхвов вспомянул,
И то – саркастически хмыкнул:
Ну надо ж болтать ни с того ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего!
«А вот он, мой конь – на века опочил, –
Один только череп остался!..»
Олег преспокойно стопу возложил –
И тут же на месте скончался:
Злая гадюка кусила его –
И принял он смерть от коня своего.
Именно в этом смысле и следует понимать заключительную строфу, в которой бесшабашное, в чем-то даже хулиганское начало уступает место вполне серьезному и даже горько-ироничному в контексте советской действительности выводу:
… Каждый волхвов покарать норовит, –
А нет бы – послушаться, правда?
Олег бы послушал – еще один щит
Прибил бы к вратам Цареграда.
А нет бы – послушаться, правда?
Олег бы послушал – еще один щит
Прибил бы к вратам Цареграда.
В самом деле, сколько раз всех их, начиная с древнерусских князей, предупреждали…
У Нестора доказательством лживости волхвов выступает то, что они, пророчествуя о судьбе Руси, не подозревают о своей собственной кончине. Но произойдет это через полтора столетия после смерти Олега. Высоцкий фактически соединяет оба события в одной истории: внешне непрезентабельные волхвы не догадывались о своей судьбе, но, тем не менее, были правы.
Волхвы-то сказали с того и с сего,
Что примет он смерть от коня своего!
Что примет он смерть от коня своего!
Чем они руководствовались, и какая правда была им открыта и кем – остается вечной загадкой, коллизией тонкого предчувствия мудрецов и грубого невежества власти, коллизией знания и силы, мистики и рационального разума.
Поэтические разработки древнего сюжета раскрыли в нем новые грани и возможности истолкования, обычно ускользающие из поля зрения современных читателей".
Самое любопытное здесь, конечно, заявление, что Высоцкий в своем "Вещем Олеге" отсылается не только к Пушкину, но и к Нестору-летописцу. К сожалению, заявление, что это "может быть подтверждено текстологически", авторы никак не разворачивают. Я попыталась сделать это за них и потерпела неудачу. Возможно, плохо старалась. Но так или иначе, пока остаюсь при своих: на мой взгляд, нет оснований считать, что ВВ ведет осознанный диалог с летописным рассказом об Олеге, - совпадения ведь могут быть и непреднамеренные.