about_visotsky01: (Default)
[personal profile] about_visotsky01
Недавно мне написал Дмитрий Ступин ([livejournal.com profile] dv_stupin) с вопросом, согласна ли я с трактовкой песни “В сон мне – желтые огни…” в книге А.Скобелева и С.Шаулова “Мир и слово”.

Эта песня – одна из самых интересных у Высоцкого и самых тёмных. Поэтому, мне кажется, разговор о ней не стоит упрятывать в личную переписку.

Итак, вот цитата из упомянутой книги:

“[Глава] 10. Эмблематическая метасюжетность

Потребность выразить тотальное несогласие с миром, его полное неприятие чаще, чем другие интенции, порождает сплошь эмблематический текст. При этом в тексте может появиться даже какая-то метасюжетность: носитель лирического сознания движется в эмблематическом пространстве, внутренняя логика этого движения проясняется последовательным переходом от одной эмблемы к другой. В “Моей цыганской” это выглядит, начиная со второй строфы, как движение внутри ребуса или сна, хотя это движение происходит уже “утром”, когда, впрочем, все равно, “Нет того веселья”.

В кабаках – зеленый штоф,
Белые салфетки, –
Рай для нищих и шутов,
Мне ж – как птице в клетке.
В церкви – смрад и полумрак,
Дьяки курят ладан...
Нет, и в церкви всё не так,

“Кабак” и “церковь”, по отдельности и вместе, эмблематически представляют своего рода социальную организацию жизни, причем – исчерпывающе полно: и ее, условно говоря, мирской “низ”, и – сакральный “верх”. Кроме “кабака” и “церкви” жизнь в ее, так сказать, межчеловеческом, общественном качестве в стихотворении никак не обозначена. И –

Всё не так, как надо!

Следующая строфа представляет своеобразный индивидуальный поиск в вертикальном культурном пространстве, все элементы которого значимы.

Я – на гору впопыхах,
Чтоб чего не вышло,
На горе стоит ольха,
Под горою – вишня.

Хоть бы склон увить плющом –
Мне б и то отрада,
Хоть бы что-нибудь еще...
Всё не так, как надо!

Гора – всегда путь наверх, к небу, к знанию, в христианской идеографике – к вере. В свете этого интерес приобретает распределение растительности в этой эмблеме. Незначащих деревьев, наверное, не бывает, есть такие, значения которых мы не знаем. У подножия горы у Высоцкого оказывается вишня, плоды которой в культурной традиции назывались райскими фруктами, символизировали небо. На вершине же горы, где, по традиции, место лавру или пальме, – ольха, дерево, как будто не отмеченное отчетливым символическим значением. Но из известных нам случаев поэтического словоупотребления складывается впечатление о дереве траурном, могильном, кладбищенском”.

В подтверждение этой мысли следуют цитаты из Блока, Ахматовой и Пастернака. И далее:

“Отсылка к ритмически близкой частушке (“На горе стоит ольха, под горою вишня. // Полюбил девчонку я, она замуж вышла”), воспроизводящей ту же, что и у Высоцкого, картинку, по мнению П.Вайля и А.Гениса, “такую понятную и такую бессмысленную”, едва ли что-то меняет как в эмоциональном модусе “ольхи” – чувство (пусть в частушке и наигранное, и несерьезное!) безысходности ситуации, – так и в смысловой оправданности (или неоправданности) обозначения этой ситуации именно “ольхой”. К тому же, это тот случай, когда композиционная перестановка придает видимой бессмыслице – смысл. Частушка, действительно, составлена по абсурдному принципу “в огороде бузина, а в Киеве дядька”, потому что картинка в начале ее не предполагает никакого продолжения, как, по видимости, могла бы принять и любое другое. В строфе же из песни эта картинка сама – продолжение и ответ на предпринятое действие, в результате чего абсурд становится смысловой характеристикой мира, в котором действие предпринимается.

В устном исполнении Высоцкий обычно перед стихом про ольху вставлял долго тянувшийся противительный союз “а”: “А-а-а на горе...”, и “ольха” появлялась как неожиданное, горестное открытие, опрокидывающее надежду, и в восхождении больше не было смысла. Следующий стих в свою очередь начинался с “А”, “вишня” пелась после этого так, словно в ней было в три раза больше слогов: пять – хореем внутри слога “виш-” и шестой “-ня”, несмотря ни на что – ударный. Так он тряс голосом эту “вишню”, словно хотел вытрясти из нее что-то обещанное. Что-то в этой строфе было слишком “не так”. “Хоть бы склон увить плющом” – символом бессмертия, скрасить, может быть, однозначность и неумолимость открытия? – так и этого не дано, ничего не добавлялось в эту эмблему. Это кульминация песни: попытка вырваться из круга “церковь – кабак” в отчаянном рывке на гору наталкивалась то ли на мысль о смерти или факт смертности, то ли на химеричность “вишневой” надежды у подножия, то ли и на то, и на это сразу, то ли совсем не за что было уцепиться на этом склоне, но дальше оставался лишь (и он пел: “Я тогда – по полю”) путь в покорности – по равнине, среди родных национальных эмблем, поэтических, сказочных, исторических и – смертельных.

Я – по полю вдоль реки:
Света – тьма, нет Бога!
В чистом поле – васильки,
Дальняя дорога.
Вдоль дороги – лес густой
С бабами-ягами,
А в конце дороги той –
Плаха с топорами.
Где-то кони пляшут в такт,
Нехотя и плавно.
Вдоль дороги всё не так,
А в конце – подавно.
И ни церковь, ни кабак –
Ничего не свято!
Нет, ребята, всё не так!
Всё не так, ребята...”

This account has disabled anonymous posting.
If you don't have an account you can create one now.
HTML doesn't work in the subject.
More info about formatting

Profile

about_visotsky01: (Default)
about_visotsky01

March 2020

S M T W T F S
1234567
891011121314
15161718192021
22 232425262728
293031    

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jul. 7th, 2025 07:30 am
Powered by Dreamwidth Studios