Биография. Версии (I) Почему Высоцкий хотел напечататься

МЫ МНОГОЕ ИЗ КНИЖЕК УЗНАЕМ

Есть несколько версий того, почему Высоцкий хотел напечататься, вступить в Союз писателей.

Версия первая, назовем ее условно психологической.

Высоцкий чувствовал себя настоящим поэтом и болезненно относился к тому, что другие его поэтом не считали. Публикация стихов, вступление в СП, придали бы ему официальный статус, поставив вровень с его талантливыми поэтами-современниками, которые все обладали этими формальными атрибутами принадлежности к поэтическому цеху. На такую версию работают многие воспоминания людей, близких к Высоцкому. Например:

"Меня все время гложет одна мысль: если бы кто-нибудь из больших поэтов сказал Володе тогда: "Ты гений!" Но ведь серьезного разговора о поэзии так и не произошло при жизни... А он страшно хотел этого! Это не просто уязвленное авторское самолюбие – здесь была трагедия. Да, успех! Да, он знал, что его любят люди... Но уровень восприятия? Ведь Володя воспринимал себя на уровне Есенина, Пастернака" (Воспоминание В. Янкловича – в кн.: Живая жизнь : Штрихи к биографии Владимира Высоцкого. – М., 1988, с. 263).

Такие воспоминания не вызывают большого доверия, очень уж наивным предстает в них Высоцкий. Он мог не знать на собственном опыте, но прекрасно понимал, что талантливые поэты далеко не всегда чутки к чужим стихам, и мнение даже большого поэта – не знак качества. Поэтому мне и кажется, что сильный интерес, а тем более зависимость от оценок официально признанных поэтов, желание формально быть, как они – печататься, стать членом Союза писателей, – больше похоже на выдумку мемуаристов, чем на факт биографии Высоцкого.

Версия вторая, "романтическая".

"Высоцкий хотел, странно и прозаично, – напечататься. Блажь баловня судьбы? Дань укоренившемуся предрассудку числить типографский оттиск единственным пропуском в поэтический рай? Не только. Еще: отвага и азарт сыграть на общем поле, по традиционным правилам, и – все равно победить ("я стремился выиграть – как все"). Была еще одна, быть может, самая главная причина.

Соединив поэзию с музыкой и пением, Высоцкий вернул стих в породившую его стихию, из которой много веков назад он выбрался на бумажный лист, на книжную страницу. Но сам стих Высоцкого был потомком "книжной" поэзии, сохранив все ее свойства – сложную систему образов, богатую рифмовку, изощренную форму. В сиюминутном движении песни мы не могли уловить и десятой доли того, что нес в себе стих (об этом, об этом кричит "Иноходец").

Надежду быть по-настоящему услышанным стих Высоцкого мог обрести, только существуя в двух измерениях, звучащем и книжном" (Томенчук Л. "Пятнадцать – это срок, хоть не на нарах..." // Наше мiсто (Днепропетровск). 1995. 25 июля. С. 4).

И наконец, версия "практическая".

Опубликовать книгу стихов Высоцкого при его жизни на родине было невозможно.

"Впрочем, будучи супругом иностранной гражданки (более того – видного общественного деятеля), он имел редчайшую по тем временам возможность выезжать в другие страны. Почему в таком случае нет ни единого свидетельства даже попыток подготовки книжного издания?

"Володя не хотел, чтобы его поэзия пошла оттуда", – вспоминал В. Янклович, администратор Театра на Таганке и импресарио концертов Высоцкого. "По-настоящему они, – говорил сам поэт о собственных песнях, – могут быть понятны только русскому человеку". "Имеют ли смысл пластинки, которые издаются "там" и не доходят сюда?" – спросили его из зала. "Они очень доходят. И если доходят, – то только сюда".

Сопоставив эти свидетельства, можно понять причину удивлявшего многих стремления Высоцкого официально утвердить свой статус как поэта (вплоть до попыток вступить в Союз писателей СССР). Формальное признание позволило бы всерьез приступить к публикации стихов на родине, а в случае неудачи давало бы возможность печатать их за рубежом в расчете на то, что подобные издания не будут запрещены к ввозу. Именно так произошло с пластинками" (Вс. Ковтун. Детали опасной игры // DFoto. 2005. № 7-8. С. 72, 74).