![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
* * *
Несколько отдельных замечаний.
Несколько отдельных замечаний.
"Погружение ˂...˃ сразу предстает как результат выбора из двух зол".
Да, правда. Вот – о погружении в водную толщу:
Упрямо я стремлюсь ко дну,
Дыханье рвется, давит уши.
Дыханье рвется, давит уши.
А вот – о покинутой суше:
Там я и пел и надрывался.
Я плавал все же – хоть с трудом,
Но на поверхности держался.
Линяют страсти под луной
В обыденной воздушной жиже...
Я плавал все же – хоть с трудом,
Но на поверхности держался.
Линяют страсти под луной
В обыденной воздушной жиже...
То есть поначалу уход под воду никаких восторгов у персонажа не вызывает, восторги появятся потом. Что означает эта перемена? Почему она произошла? Об этом в книге ни слова. Может, автор ее не заметил? Или посчитал незначимой, не достойной даже упоминания? Однако перемена есть, и она существенна. Понять ее в логике автора книги я не смогла. Может, она не вписывается в его трактовку, и потому он ее не упомянул?
Мы уже приводили примеры невнятности и внутренней противоречивости шауловского взгляда на "Упрямца". Вот еще один.
"Свет маяка [который видит Мартин Иден. – Л.Т.] ˂...˃ – не зря он слепит – преддверие тьмы, в которую окончательно падает Мартин [перед смертью. – Л.Т.]. ˂...˃ За этой гранью для автора и героя ничего нет, и роман заканчивается. Свет, видимый ныряльщику Высоцкого, не слепит, а освещает, делает зримым «мир иной»".
Про "делает зримым мир иной" написано в начале книги. А в конце – совершенно противоположное:
"У Высоцкого мотив зрения сужен до картины «коралловых городов» (ст. 19-28), что само по себе крайне примечательно: свет – последнее, что видит герой (27-28), а дальше взаимодействие с водной «средой» протекает в безвидном, как бы нерасчлененном пространстве. Непонятно, виден ли «подводный гриб» или только мысль о нем является в 49-м стихе, да и «трепанг» обнаруживает себя лишь братским похлопыванием по плечу (чем?)".
Так мир иной зрим для персонажа или незрим? Или Шаулов к концу книги забыл, что писал в начале? Или на противоречивость собственных заявлений об одном и том же предмете ему всё равно?
Ну а какова реальная картина? Она не соответствует ни первому заявлению автора книги, ни второму.
Персонаж действительно скупо и бледно описывает так восхищающий его новый для него мир. Но вовсе не так скупо, как заявлено в книге. В его описании подводного мира есть не только коралловые города, картинка у него более развернута, и это принципиальный момент: более подробная картинка дает больше информации. Зачем же ею пренебрегать?
Вот что у Высоцкого:
Я открываю новый мир,
Пройдя коралловые рифы.
Коралловые города,
В них многорыбно, но не шумно:
Нема подводная среда,
И многоцветна...
Пройдя коралловые рифы.
Коралловые города,
В них многорыбно, но не шумно:
Нема подводная среда,
И многоцветна...
Тут и рифы коралловые, и города, и многорыбье, и многоцветье. Но всё какое-то размытое, одни общие слова, нет яркой образности, так свойственной слову Высоцкого. Только не надо тут поминать пресловутую эстетику неопределенности у Высоцкого. Этот тезис, выдвинутый А.Скобелевым, ничем не подкреплен, к тому же приведенные им примеры показывают, что во множестве случаев он банально путает эстетическую неопределенность с грамматической.
Потом еще появляются подводный гриб и трепанг, и тут Шаулов справедливо не относит их к зримым образам. Правда, причины называет очень странные. Как это: непонятно, виден ли подводный гриб или это только мысль о нем? Ведь персонаж обращается к нему да еще и с пространной речью – на целую строфу:
Сравнюсь с тобой, подводный гриб,
Забудем и чины, и ранги.
Мы оба превратились в рыб,
А наши жабры – акваланги.
Забудем и чины, и ранги.
Мы оба превратились в рыб,
А наши жабры – акваланги.
Из этого ясно, что подводный гриб – перед ним, не зря же это обращение, а не просто упоминание. Или это тоже несущественно и можно не учитывать? Или у персонажа уже галлюцинации предсмертные начались? Тогда так и скажите.
Вопрос про незримых подводного гриба и трепанга решается просто. Если, конечно, не держаться во что бы то ни стало любимой трактовки, а просто стараться понять, что к чему в тексте Высоцкого. Подводный гриб и трепанг в "Упрямце" – экзотика. Вероятнее всего, ВВ имел о них весьма смутное представление, если вообще имел хоть какое-то. Потому их образы так неопределённы.
Помните отрывок из книги Марины об их пребывании на Косумеле? Из ее слов отчетливо видно, что многое там было для Высоцкого внове (в том числе и подводное плаванье, но не только). И новые впечатления, как это обычно для ВВ, приводили его в восторг. Небось, услыхал он про трепанга, а может, и отведал экзотического блюда из него. Вот так и появился трепанг в стихотворных строчках, которые ВВ записал под впечатлением от своего нового увлечения - подводного плаванья.
Правда, по поводу трепанга Шаулов считает иначе. Но мы пока отложим этот вопрос. А добавим насчет незримости подводного вояжа персонажа. Ну как же незрим, а Нептун? Да еще с такой зримой приметой внешности, как борода. Конечно, это еще и метафора, но ведь не только она. Нептун-ныряльщик, с бородой, – разве не возникает этот образ картинкой в вашем воображении, читатель? И в моем возникает, а вот автор книги про такой яркий образ забыл. С чего бы это? Ну, может, говоря про христианские мотивы в "Упрямце", он про Нептуна вспомнит. :))
В общем, хотя подводный мир вовсе не столь ярок, как ожидалось ввиду восторгов персонажа и яркой освещенности того мира, но и вовсе не так незрим, как пишет автор книги.
(Далi буде)