«== При этом Высоцкий, кажется, сам видит несовершенства текста. Да, текст переписан набело, озаглавлен, надписан, подписан и датирован. Но ведь в то же время помечен как «полуэкспромт» – повод задуматься == Действительно, слово "полуэкспромт" можно понять как незавершенность, но это может быть и просто констатация факта, что в тексте частично использованы заготовки.»
Я чуть задержусь на этом. Во-первых, разовью собственную реплику насчет того, как оформлен автограф. Здесь не вполне традиционный случай – как с точки зрения канонов текстологии, так и с точки зрения текстологии произведений Высоцкого. Высоцкий упомянутым образом оформляет для Шемякина свои автографы независимо от степени завершенности, вплоть до надписи на черновике: «Мишенька – это черновик!» или фиксации замечаний о толчках к написанию, каковым замечаниям логичнее было бы мелькнуть в устном разговоре. С учетом того, что привязка автографа к дате и месту у Высоцкого в целом – редчайшее исключение, а в частном случае оставляемых М.Ш. листков – напротив, строгое правило, то логично сделать вывод, что развесистым оформлением текстов поэта в последнем случае мы обязаны инициативе живописца. Иными словами, все эти даты, посвящения и подписи – не знак окончания трудов, а поблажка тщеславию товарища.
Во-вторых, о «полуэкспромте». «Просто констатацией факта, что в тексте частично использованы заготовки», это является едва ли. Использованы здесь не вошедшие ни в одну из обнародованных редакций «Райских яблок», но мелькнувшие в черновиках строки, варьировавшие там ритм. Примеров такого рода использований у Высоцкого чуть ли не сотни, так что трудно сказать, выделял ли он вообще подобные моменты настолько, чтобы обратить на них внимание читателя (а если все же выделял и хотел акцентировать, то почему осуществил это в столь туманной форме? Кому вообще были ведомы те черновики «Яблок», на которые будто бы сделан легкий кивок?).
Но главное не это. Хорошо, пусть строки, восходящие к черновикам «Яблок», – не экспромт. Но разве экспромт – всё остальное?! Экспромт – это рожденное и записанное слёту. Тогда как нашему тексту предшествует черновик, несущий неспоримые следы творческого поиска. «Экспромта» в классическом понимании перед нами нет. Разве что – в смысле: «невызревший, не отлежавшийся текст». Шемякину такое произведение Высоцкий надписал (в конце концов, случалось тому дарить да надписывать и менее доработанные строки). А Марине, замечу к слову, недоработанное посвящение («И снизу лёд...») в те же дни не отдал (собственно, так прямо и сказал: мол, погоди, еще не закончено).
В общем, я своего понимания пометы о полуэкспромте пока держусь.
Есть еще несколько малозначимых слов с моей стороны – допишу завтра, у нас тут ночь, половина четвертого
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
timeasmymeasure
no subject
Date: 2015-01-06 01:45 am (UTC)Действительно, слово "полуэкспромт" можно понять как незавершенность, но это может быть и просто констатация факта, что в тексте частично использованы заготовки.»
Я чуть задержусь на этом. Во-первых, разовью собственную реплику насчет того, как оформлен автограф. Здесь не вполне традиционный случай – как с точки зрения канонов текстологии, так и с точки зрения текстологии произведений Высоцкого. Высоцкий упомянутым образом оформляет для Шемякина свои автографы независимо от степени завершенности, вплоть до надписи на черновике: «Мишенька – это черновик!» или фиксации замечаний о толчках к написанию, каковым замечаниям логичнее было бы мелькнуть в устном разговоре. С учетом того, что привязка автографа к дате и месту у Высоцкого в целом – редчайшее исключение, а в частном случае оставляемых М.Ш. листков – напротив, строгое правило, то логично сделать вывод, что развесистым оформлением текстов поэта в последнем случае мы обязаны инициативе живописца. Иными словами, все эти даты, посвящения и подписи – не знак окончания трудов, а поблажка тщеславию товарища.
Во-вторых, о «полуэкспромте». «Просто констатацией факта, что в тексте частично использованы заготовки», это является едва ли. Использованы здесь не вошедшие ни в одну из обнародованных редакций «Райских яблок», но мелькнувшие в черновиках строки, варьировавшие там ритм. Примеров такого рода использований у Высоцкого чуть ли не сотни, так что трудно сказать, выделял ли он вообще подобные моменты настолько, чтобы обратить на них внимание читателя (а если все же выделял и хотел акцентировать, то почему осуществил это в столь туманной форме? Кому вообще были ведомы те черновики «Яблок», на которые будто бы сделан легкий кивок?).
Но главное не это. Хорошо, пусть строки, восходящие к черновикам «Яблок», – не экспромт. Но разве экспромт – всё остальное?! Экспромт – это рожденное и записанное слёту. Тогда как нашему тексту предшествует черновик, несущий неспоримые следы творческого поиска. «Экспромта» в классическом понимании перед нами нет. Разве что – в смысле: «невызревший, не отлежавшийся текст». Шемякину такое произведение Высоцкий надписал (в конце концов, случалось тому дарить да надписывать и менее доработанные строки). А Марине, замечу к слову, недоработанное посвящение («И снизу лёд...») в те же дни не отдал (собственно, так прямо и сказал: мол, погоди, еще не закончено).
В общем, я своего понимания пометы о полуэкспромте пока держусь.
Есть еще несколько малозначимых слов с моей стороны – допишу завтра, у нас тут ночь, половина четвертого