“А где тебя сегодня нет? На Большом Каретном” (дружеский круг юности для Высоцкого и Тарковского) II

[about_visotsky01]

М.Перепелкин:

“Другими словами, если для Высоцкого Большой Каретный означал начало эстетической биографии и играл ключевую роль в ней, то в эстетической автобиографии Тарковского он был только эпизодом, которыйс биографической точки зрения, возможно, был для него не менее важен, чем для Высоцкого, но с эстетической точки зрения он оказался невостребованным, а в какой-то степени – даже лишним, мешающим возвращению в детство, а потому – требующим преодоления и дистанции.

Вторая причина – историческая. Для того чтобы точнее определить ее, приведем фрагмент размышлений В.И. Тюпы относительно ментальности шестидесятых. Вот что он пишет:

"...ментальность шестидесятников – это ментальность малых неформальных объединений, где, словами Мандельштама, «все хотят увидеть всех» (а не как ранее, все – одного: вождя, передовика, героя). В сталинскую эпоху возникновение подобных микрогрупп для общения по интересам было практически невозможно, поскольку нарушало тоталитарную монолитность социума и немедленно каралась, вызывая подозрения в заговоре и подрывной деятельности. В автономных микросоциумах формировался культ дружбы, составляющий поистине ключевую характеристику нарождавшегося менталитета <...> Советская ментальность формировалась перед лицом общего «врага» (ценностная граница роевого сознания), но по сути своей не знала фигуры друга <...> Новая ментальность складывается перед лицом «друга». Общеизвестные слова из песни Владимира Высоцкого: «Если друг оказался вдруг // и не друг, и не враг, а так... » – формулируют поистине центральную проблему шестидесятнического сознания, выявляя при этом и его кризисную двойственность. Позиция «я» может оказаться как позицией личностной солидарности с «ты», так и позицией ролевой «враждебности» к «врагу». «Парня в горы тяни, рискни... » – это как раз испытание межличностной связки" [1].

Принимая во внимание эти размышления, можно констатировать следующее. Творчество Высоцкого и, в частности, играющий чрезвычайно значимую роль в его мировоззрении и в системе ценностей миф о "дружеском круге" принадлежит эпохе 1960-х в том виде, как ее охарактеризовал В.И. Тюпа. "Мы" в этой системе – ключевое понятие, обеспечивающее ее целостность и взаимодействие всех составляющих ее элементов. Даже тогда, когда Высоцкий говорит "я" (например: "Я не люблю"), это "я" представительствует от лица "мы", представляет его интересы, ценности, симпатии и антипатии. В Тарковском же мы имеем не просто другой тип психологической организации и художественного поведения, он – представитель другой эпохи, эпохи 1970-х, для которой культ дружеского "мы" утратил значение и оказался вытесненным культом "я", ищущим утверждение своей подлинности в причастности к миру культуры и метафизических ценностей. <...>”.

Не знаю, как с Тарковским, но в отношении Высоцкого описанная картина не является завершенной, а возможно, и не совсем верной. Смуту вносят “Райские яблоки”. В них есть один момент, упорно не замечаемый пишущими об этой песне. Видимо, потому не замечаемый, что его невозможно объяснить в традиционной системе представлений о “Яблоках” и художественном мире ВВ в целом. В середине сюжета герой собирался набрать яблок для друзей и жены:

Мне чтоб были друзья, да жена чтобы пала на гроб.
Ну а я уж для них наберу бледно-розовых яблок...

А в конце –

Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Для тебя я везу –

из этой пары адресатов дара осталась одна только женщина. Почему? Куда и почему друзья делись?

Пока эта особенность “Райских яблок”, итогового текста Высоцкого, в котором сошлись все главные темы его поэтического творчества, не будет объяснена, удовлетворительной картины развития темы дружбы в его творчестве и ее места в нем – и в жизни Высоцкого, кстати, тоже – создать не удастся.

А может, ответ на этот вопрос и есть тот золотой ключик, который откроет разом все двери, закрытые до сих пор в этой теме – ответит на все пока не отвеченные вопросы? Например, почему при таком упорном постоянном обращении к теме юношеской дружбы на Большом Каретном, в собственном творчестве Высоцкого состоявшейся, а не мечтаемой дружбы практически нет? Да кстати, и упорство обращения ВВ к этой теме в его разговорах между песнями на концертах сильно контрастирует с отсутствием настоящей дружбы в его стихах. Так ли уж всё было благостно для Высоцкого в том доме на Большом Каретном, среди тех друзей, так ли ему было хорошо в том дружеском круге юности, как это следует из его рассказов?..

А что до разницы в отношении Высоцкого и Тарковского к дружескому кругу юности, то не было ли еще одной, и очень важной, тому причиной разное социальное положение Тарковского-творца и Высоцкого-творца? При всех проблемах, притеснениях, несправедливостях, которые они оба терпели от властей, Тарковский был кумиром считавшейся высшей культурной / интеллигентской части общества, по крайней мере в социально-культурном смысле ему не нужно было никому ничего доказывать, а Высоцкий?.. Не потому ли он так упорно упоминал дружеский круг с Большого Каретного, что многие из этих людей потом заслуженно обрели статус: вот он – мой круг... И он заслуживал – никак не меньше их, и отлично это понимал: он знал свой масштаб, – а не имел, и отношение к себе в “культурной” среде прекрасно знал.
_________

[1] Тюпа В.И. Кризис советской ментальности в 1960-е годы // Социокультурный феномен шестидесятых. М., 2008. С. 20.