Давайте определимся с неопределенностью песни про снайпера (I)

[about_visotsky01]

В этом журнале уже было две записи, посвященных песне “А ну-ка пей-ка, кому не лень…”: мы обсуждали смысл строчки “Девятка – в сердце, десятка – в лоб” (одноименный пост – здесь) и толкование той же фразы в статье О.Заславского “"Песня про снайпера…" В. С. Высоцкого и поэтика неопределенности” в вышедшем этой осенью воронежском сборнике “Владимир Высоцкий: исследования и материалы, 2011-2012” (пост “Тапер на стометровке” – здесь).

Но эта песня стоит того, чтобы вернуться к теме. Вот основные моменты статьи О.Заславского в цитатах и изложении (весь ее текст - в упомянутом воронежском сборнике можно прочесть здесь). Начинаем.

“Указанное в заглавии произведение является редким (возможно, уникальным) в творчестве Высоцкого. Главная трудность заключается в том, что, с одной стороны, очень сложно понять даже на поверхностном уровне – что же, собственно, там происходит, а с другой – у этого стихотворения (песни) все же есть фабульная основа” (с. 186).

Далее автор статьи перечисляет противоречия на сюжетном уровне текста и заключает, что они исчезнут, если считать, что начальное обращение снайпера к посетителям ресторана переходит затем во внутренний монолог-воспоминание о прошлом.

Называя двойственность, многозначность существенной чертой этого текста, исследователь утверждает, что однозначно восстановить его фабулу невозможно (с. 187).

Он противопоставляет профессию героя и его отраженное в песне состояние: у снайпера всё четко, однозначно – и физически (точное оптическое изображение), и содержательно (мир разделен на своих и чужих, в прицеле – враг, которого надо уничтожить), но этот снайпер спился, мир для него теряет четкость, определенность.

“Это усложняется тем, что (как в оптическом прицеле любого снайпера) виден лишь малый фрагмент действительности, тогда как весь смысл в целом ускользает и расплывается” (с. 187).

Выдвигается тезис, что тексту песни про снайпера свойствен эффект наплыва, когда сталкиваются разные значения одного и того же слова, разные смысловые ряды, создавая смысловую неопределенность. А далее следует разбор отдельных фраз и образов.

"Десятка – бубновый туз".
Формально приравниваются два разных карточных значения. "Наезжают друг на друга" и два смысловых ряда, так как "десятка" означает еще и центр мишени.

"Девятка в сердце, десятка – в лоб".
Впечатление, что речь идет о разных зонах мишени. Но попадание в сердце исключает такой смысл "девятки". Это слово в связке с выстрелом в сердце означает пулю (ее вес – девять граммов). То есть это не два параллельных действия, а одно, и вся фраза означает "пуля точно попала в мишень – в сердце".

То же самое и с парой "сердце – лоб". Основные значения этих слов – части тела, но в данном случае "в лоб" имеет переносное значение – "в упор, прямо перед собой", отчего вновь происходит наложение двух смысловых рядов.

Тапер
Это один из тех ключевых образов, которые невозможно объяснить причинно-следственными связями, а только ассоциативными. Из разных значений этого слова главное для данного текста – игра на пианино (в ресторанах музыкантом обычно был пианист).

"Но я ведь снайпер, а ты – тапер".
У сравниваемых объектов должно быть что-то общее, иначе противопоставление не имеет смысла. Общее – чередование черного и белого: для снайпера это концентрические кольца стрелковой мишени, для тапера – полосы фортепьянных клавиш. Отличие – в том, что снайпер бьет по мишени издалека, а тапер по клавишам – вплотную ("в упор"). (с. 188)

Еще одна связь образов снайпера и тапера. Тапер стучит по клавишам, отчего возникает ассоциация со стукачом (слово "стук" в послевоенное время означал стукача, доносчика). Общее и отличия снайпера и стукача в том, что оба

“поражают врага, сами оставаясь при этом скрытыми, однако снайпер делает это в качестве воина, а стукач – в качестве доносчика” (с. 189).

Отсюда и противопоставление этих образов в речи героя-снайпера.

Тапер и бубновый туз

Автор статьи признает, что само по себе восприятие тапера как стукача выглядит

“недостаточно обоснованно” (с. 189).

Поэтому он приводит дополнительный довод в пользу этой идеи: бубновый туз. Этот знак каторжника в дореволюционной России вошел в литературу с поэмой Блока "Двенадцать" ("… на спину б надо бубновый туз"). Порознь "тапер" и "бубновый туз" выглядят в тексте Высоцкого экзотично. Но сочетание связанного с тапером "стука" и знака заключенного – бубнового туза – указывает на то, что в песне про снайпера присутствует тюремная тема. Причем –

“черные и белые клавиши рояля соответствуют в таком контексте полосатой одежде заключенного” (с. 189).

Правда, в сноске к этому тезису О.Заславский оговаривает, что полосатость следует понимать

“в обобщенном смысле – скорее как знак одежды заключенного, чем ее реальный вид в советских условиях (ср. повторяющиеся в поэзии Высоцкого "робы", "бушлаты" и т.п.)” (с. 189).

Что же произошло в прошлом?

Повторив начальный тезис о нечетких ассоциативных связях и фабульной основе текста песни про снайпера, о том, что понять происшедшее можно лишь в общих чертах, О.Заславский предлагает свою версию: герой –

“нарушил какие-то писаные и/или неписаные нормы и выстрелил в человека в условиях, когда этого делать было нельзя” (с. 190).

Для краткости он называет это действие героя “аномальная стрельба”.

(Далi буде)